Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

Больше всего государыня хвалила Аделину Леметр, отметив ее тонкое понимание роли, ее интересную декламацию и миловидность.

– Я надеюсь, дитя мое, – сказала она с сердечной ласковостью, – вы не сожалеете, что покинули свою прекрасную Францию и последовали моему приглашению на холодный север. Все, что я могу сделать для того, чтобы вы чувствовали себя здесь хорошо, я всегда сделаю, и если у вас есть какое-нибудь желание, то мне доставит удовольствие исполнить его Мадам Леметр, стоявшая рядом со своей дочерью, вся просияла, и сделала низкий реверанс. Аделину, казалось, осенила внезапная мысль; вся покраснев и подняв свой выразительный взор на государыню, сна пролепетала:

– У меня есть одно желание, и вы, ваше императорское величество, – единственный человек в мире, который мог бы исполнить это желание.

– Говорите, дитя мое! – сказала Екатерина Алексеевна, нисколько удивленная необычайным волнением молодой девушки, – говорите, и, что в моей власти, я сделаю.

– В таком случае, ваше императорское величество, – воскликнула Аделина, просительно подняв руки, – я позволю себе признаться пред вами, что люблю…

– Это вполне понятно! – улыбаясь, заметила Екатерина Алексеевна, – и я убеждена, что вы пользуетесь взаимностью.

– Да, ваше императорское величество! – продолжала Аделина, – он любит меня, но тем не менее моя любовь несчастна, ах, как несчастна!

– Почему же? – спросила государыня с сострадательным участием, так как глаза Аделины наполнились слезами, и лицо прекрасной девушки передернулось горьким страданьем.

– Он беден, ваше императорское величество, и потому, что он беден, меня принуждают выйти замуж за ненавистного для меня человека, заслуги которого заключаются только в том, что он богат.

– Значить, трагедия в действительной жизни! – сказала Екатерина Алексеевна. – Однако вы все же имели силы так прекрасно играть на сцене комедию? Это заслуживает моего заступничества. Говорите дальше, говорите вполне откровенно!

– О, он беден, ваше императорское величество! – воскликнула Аделина, – и все же он мог бы быть богат и мы могли бы быть счастливы, если бы к нам были справедливы.

– Справедливы? – переспросила императрица, сурово сдвинув брови, – справедливость должна быть для всех в моем государстве! Кто искал ее безуспешно?

– Подпоручик Смоленского полка Василий Мирович, – ответила Аделина. – У него отняли, имущество его предков и, если бы ему возвратили…

– Это – тот дерзкий офицер, ваше императорское величество, который осмелился сегодня во время смотра обеспокоить вас своей навязчивой просьбой и которому вы, ваше императорское величество, милостиво изволили простить этот проступок против военной дисциплины, – вмешался Орлов, поспешно подойдя к разговаривавшим. – Мирович – потомок того бунтовщика, который при Мазепе перешел на сторону шведов и поднял оружие против великого русского царя.

– В таком случае, дитя мое, – строго сказала Екатерина Алексеевна, – ему нечего ожидать от правосудия; он несет на себе последствия тяжкой вины своего предка.

– Но он не причастен к этой вине, ваше императорское величество! – воскликнула Аделина, которой сознание того, что от этой решающей минуты зависят ее будущность и счастье, придало отчаянную отвагу. – Он не повинен в этом преступлении своего деда; он – верный, преданный слуга вашего императорского величества, готовый в каждый момент отдать жизнь за свою великую государыню!

– В таком случае, – ласково заметила Екатерина Алексеевна, – вы употребили неверное выражение, дитя мое; государыня обязана быть справедливой в отношении всех, и тот, за кого вы просите, не лишен также моей справедливости. Но Бог дал государыни также власть миловать, и так как я не могу исполнить вашу просьбу о справедливости, то хочу думать, что вы просите о милости, и постараюсь, если возможно, использовать это прекраснейшее из всех прав, присвоенных властителям. Рассмотрите дело подпоручика Мировича, князь Григорий Григорьевич – прибавила она, обращаясь к Орлову, – а затем доложите мне обо всем, относящемся к этому. Не плачьте, дитя мое, – обратилась она затем к Аделине, – и верьте, что для меня большее счастье быть милостивой к просящим и раскаявшимся, чем быть справедливой к виновным.

– О, ваше императорское величество, – воскликнула Аделина вне себя, – вы так добры и милосердны, как Сам Бог!.. Благословение небесное, наверное, вознаградит вас за ваше великодушие!