Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

Гробовая тишина царила вокруг. Граф Панин дрожал так сильно, что едва мог держаться на ногах, слезы полились из его глаз, он склонился к руке императрицы и произнес невнятные слова благодарности.

Великий князь поспешил к графу, нежно обнял его и в порыве чувств прижал государыню к своей груди, к чему она, несмотря на нарушение этикета, отнеслась с благосклонной улыбкой.

Григорий Григорьевич Орлов хотел выступить вперед, но его брат Алексей удерживал его и отводил его все дальше от императрицы.

Екатерина Алексеевна собиралась продолжать свой обход; стоявшие поблизости теснились вокруг графа Панина и, насколько раньше избегали его, настолько теперь наперерыв спешили выразить ему свои пожелания по поводу выпавшей на его долю чести. Вдруг, пробиваясь сквозь тесные ряды; поспешно вошел офицер в высоких сапогах, весь запыленный. Преклонив колено пред государыней, он воскликнул:

– Слава нашей высокой повелительнице, великой государыне императрице Екатерине Алексеевне! Бунтовщики уничтожены, изменник Емельян Пугачев закован в цепи и находится на пути в Москву, чтобы по приговору вашего императорского величества получить должное наказание.

Екатерина Алексеевна прижала руки к сердцу, взвела свой взор к небу и невыразимая радость озарила ее лицо; затем она спокойным, ясным голосом, в котором не слышалось ни малейшего волнения, сказала:

– Случилось так, как должно было случиться: карающее небо поразило дерзкого преступника. И так будет со всеми внешними и внутренними врагами отечества, пока в моих руках будут находиться меч и скипетр святой Руси!

– Да здравствует Екатерина Алексеевна, великая, непобедимая государыня! – воскликнул граф Панин.

Великий князь повторил эти слова и, с восторгом подхваченные, они пронеслись по обширным парадным залам.

При известии о поимке Пугачева Григорий Григорьевич Орлов испустил глухой крик; его глаза налились кровью, на губах выступила пена, кулаки сжались, и, казалось, он хотел проникнуть вперед к государыне; но его брат Алексей Григорьевич силой удержал его и оттащил к стене. Однако все собравшееся общество, обратившее свое внимание всецело на государыню, не заметило происшедшего. Бешенство князя Орлова достигло крайних пределов, в припадке безумия он издавал хрипящие звуки, между тем как брат старался оттащить его все дальше и дальше. Вдруг Григорий Григорьевич вырвался от него и, расталкивая лакеев и караул у дверей, бросился к выходу из тронного зала. Алексей Григорьевич поспешил за ним по коридору и вниз по большой лестнице, пока, наконец, не настиг его уже на улице.

– Прочь! – кричал Григорий Григорьевич, отталкивая брата, – прочь из проклятого дома лживой изменницы; дьявол с нею в связи!.. Слышите вы, подземные силы? Слышите, возьмите меня, мою душу, отмстите ей и свергните с высоты, на которую я поднял ее. Она хочет погубить меня, как погубила всех, кто доверялся ее соблазнам!

Улицы были запружены народом, в честь торжества победы над турками в окнах домов горели огни. Известие о поимке Пугачева распространилось с изумительной быстротой. Испуганные и удивленные взоры были обращены на бушующего князя Орлова.

– Да, брат, да, – сказал Алексей Григорьевич, – ты прав, силы неба или ада услышат твой зов и отмстят за тебя. Но теперь пойдем, пойдем, ради бога, домой!

Григории Григорьевич остановился; его до крайности возбужденное состояние внезапно сменилось полным упадком сил; тяжело повис он на руке брата и разразился судорожным рыданием. Все поспешнее тащил его Алексей Григорьевич, поддерживая его дрожащую руку и направляя его спотыкающиеся шаги; когда они, наконец, достигли Мраморного дворца, он упал у подъезда; испуганные лакеи сбежались и понесли его в квартиру, где Алексей Григорьевич привел его в чувство и остался у его постели, печальный и озабоченный.

Долго еще продолжались в Петербурге торжества и ликования; всякий, имевший какое-нибудь отношение ко двору, старался как можно яснее показать, насколько он рад двойной победе императрицы над внешними и внутренними врагами. Государственные сановники и высокопоставленные придворные соперничали друг с другом, раздавая бедным подарки и устраивая на свой счет народные увеселения. Народ с радостью принимал все это, темь более, что победа над турками не только льстила национальному самолюбию, но в этом видели также доказательство особого Божьего благоволения к православным христианам и святой Руси.