Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

Она попыталась расстегнуть на нем брюки, но Валера схватил ее за руки.

— Рая, — сказал он, устремив невидящий взгляд в потолок, — я на работе такими вещами не занимаюсь. И вообще, может быть, вы, прежде чем меня раздевать, разрешения спросите?

— Валер, ну ты чего, я же по-хорошему! — растерялась Рая. — Другие-то у тебя тоже разрешения не спрашивают! А здесь все-таки коллега.

Валера опешил. Он был уверен, что его интимная жизнь остается сокрытой от посторонних глаз.

— Другие? Какие другие?

Уловив некоторую растерянность в голосе Валеры, Рая пошла в наступление, она уперла руки в боки и визгливо закричала:

— А ты что думаешь, здесь все дураки, что ли?! Весь пансионат только и говорит о твоих похождениях! Подумаешь, какой недотрога! Ты здесь с такими крокодилами якшаешься, что со мной должен еще за счастье почесть.

В дверь тихо постучали.

— Валерий Степанович, у вас все в порядке? — послышался настороженный голос санитарки Люды.

— О! — завопила Рая и бросилась открывать. — Твоя вздыхательница пришла!

Дверь распахнулась, на пороге стояла Люда, бледная как мел.

— Ну, давай заходи! — пригласила Рая. — Может, он тебя наконец оприходует.

Люда сделала шаг и оказалась в комнате.

— Во, парочка! — захохотала Рая. — Слепой и убогая! — Она выскочила из кабинета и нарочито громко, чтобы привлечь всеобщее внимание, стала выкрикивать что-то непотребное.

Когда Раин голос смолк, в кабинете Валеры воцарилась такая тишина, что Валере казалось, будто он слышит биение Людиного сердца. А потом эта тишина наполнилась такими прерывистыми, до боли трогательными звуками.

— Что это? — испугался Валера.

Он подошел к Люде, обнял ее и прошептал:

— Ты что, плачешь? Не надо. Из-за меня еще никто никогда не плакал.

В ответ Люда уткнулась носом в его грудь и надсадно всхлипнула.

Валера почувствовал, как его душа вздрогнула, как после глубокого обморока, и наполнилась чем-то неведомым, чарующим, нежным. Он впервые обнимал женщину и не презирал ее, напротив, ему хотелось спрятать ее в себя, чтобы защитить от злого и глупого мира. Валера наклонился и поцеловал Людино лицо — оно было мокрым от слез и мягким.

Потом он стал ощупывать ее глаза, щеки, шею.

Люда стояла, не шевелясь, она боялась даже вдохнуть, потому что ей казалось, что любое движение может вспугнуть эту фантазию, которая на мгновение стала явью. Она даже помыслить не могла, что такой человек, как Валера, может полюбить ее, простую санитарку, да еще такую глупую, некрасивую.

А Валера, потрясенный собственным чувством, продолжал исследовать ее лицо.

— Какая ты красивая… — наконец прошептал он. — Я хочу тебя увидеть!

— Нет, не надо! — вырвалось у Люды.

— Почему?

— Я не такая, как ты думаешь.

— Я знаю, ты не такая, ты в тысячу раз лучше.

Валера взял ее одной рукой за подбородок, другой нащупал губы и поцеловал.

Это был совершенно новый поцелуй — не жадный, зовущий, мгновенно взвинчивающий острое желание, это был поцелуй тихий, спокойный, умиротворяющий — поцелуй женщины, которую никто никогда не любил.

Это прикосновение было похоже на прикосновение прохладного компресса к воспаленной голове.

Валера ощутил, как все в нем улеглось, успокоилось.

Он вдруг с удовольствием подумал, что уже не молод и что большей части жизни, оставшейся позади, не жаль, потому что она была пустой, в ней не было Люды, а значит, вообще ничего не было, и что отныне он будет проживать каждый день так, как будто утро — это рождение, а вечер — смерть.

То есть каждый день станет для него отдельной маленькой жизнью с Людой.

Люда, никогда не ведавшая счастья, совершенно не понимала, как быть с такой великой задачей. Она любила Валеру до полного самозабвения. Все ее мысли и чувства оживали при звуке Валериной палочки и умирали, как только этот звук отдалялся даже на незначительное расстояние.

Ей стала ненавистна Валерина работа. Ее постоянно терзала болезненная ревность при мысли о том, что его руки, такие чувственные руки, касаются тела другой женщины.

— Ну что ты, глупенькая! — успокаивал ее Валера. — Мне, кроме тебя, никто не нужен. Ты — мой покой, ты — мое счастье.

Эту мысль Валера вкладывал в Людино сознание каждое утро до тех пор, пока Люда не начала верить, и тогда вся ее унылая фигура осветилась божественным светом любви, и, вся облитая этим нежным свечением, она шагала на работу, торжественно держа под руку свою судьбу.

При этом ей казалось, что воздух, деревья, люди вокруг нее, все должно ликовать и радоваться вместе с ней.