Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

Девочка еще крепче обхватила Марину и, уткнувшись ей носом в шею, обиженно засопела.

— Слезай, говорю! Сколько раз повторять?

— Schatz [11] Сокровище (нем.) . , успокойся, — услышала она голос мужа. — Ничего страшного не произошло. По этой улице и днем-то одна машина в час проезжает.

Света очнулась. Она вдруг увидела себя со стороны — вот она вся как на ладошке, со всеми ее чувствами и переживаниями. Фурия в припадке бешенства. А напротив Марина — спокойная и сдержанная. Все эмоции под крышечкой, как пар в кастрюльке, и только крышка слегка звенит и вздрагивает.

— Ладно, не хочешь — не слезай, — сказала Света, с трудом подавив в себе порыв бешенства. — Пошли, нам нужно с людьми поздороваться. Уже семь. Впускать надо. Там на дверях кто-нибудь есть?

— Есть.

— Кто?

— Федя.

— Кто-о?!

— Федя, мой муж.

— Марин, ты что, совсем спятила?

На это Марина уже ничего не ответила. Она величественно повернулась и пошла к выходу, унося на руках Машу.

Публика, собравшаяся перед входом, отчетливо делилась на две части: справа группа спокойных, хорошо одетых людей со сдержанными манерами и тихими улыбками на невыразительных лицах. Слева — шумная, похожая на стаю встревоженных воробьев толпа, слегка потрепанная, но искрящаяся той нагловатой веселостью, которая исходит от смущения. Эти две группы — две культуры — никак не желали смешиваться, словно ими руководили те же химические законы, которые не позволяют маслу раствориться в воде.

Наконец двери открылись, и приглашенные стали стекаться ко входу, как две реки в одно русло. На пороге их встречал Федя. Весь красный от страха и волнения, он протягивал к гостям руки, как нищий на паперти. Завладев очередным билетом, торопливо надрывал его и переводил умоляющий взгляд на следующего гостя.

— Душераздирающее зрелище… — пробормотала Светлана и вошла внутрь.

Увидев своих знакомых, направилась к ним. Начались приветствия, рукопожатия. Света выполняла привычную роль хозяйки салона, когда к ней подошли Марина с Машей.

— Свет, пусть Маша у тебя останется, мне переодеться надо.

— Зачем? Ты же одета.

— Не могу же я в таком виде на сцену…

— А ты на сцену собралась?

— Ну конечно. Приветственное слово кто-то должен сказать.

— Должен, — согласилась Света. — Когда начинаем?

— Через десять минут. Ты пока загоняй народ в зал.

Зал оказался большим квадратным помещением без сцены. Все пространство было заставлено столами с маленькими горшочками искусственных цветов посередине. Вдоль стен стояли столы с угощением, бумажными тарелками и пластмассовыми вилочками. Обстановка напоминала «Голубой огонек» в приюте для бездомных. Русская часть публики, побросав сумки, заняла разом места получше и ринулась к столам с едой, немцы спокойно расселись на свободные места и стали ждать. Где-то сбоку открылась маленькая дверь, и оттуда вынырнула Марина. На ней было красное платье, сильно смахивающее на балетную пачку — жесткий корсет стягивал прямоугольный торс, пышная юбка зонтиком едва прикрывала круглые, как электророзетки, колени. На сильно оголенные плечи и грудь была стыдливо наброшена русская шаль.

— Дорогие друзья, — гаркнула Марина. Звук, усиленный неправильно настроенным микрофоном, секирой полоснул поверх голов зрителей. Публика вздрогнула. Какие-то умельцы бросились к микрофону, началась возня с аппаратурой. Минут через двадцать можно было начинать представление. Марина пожертвовала вступительным словом и, коротко объявив номер, удалилась.

Теперь на предполагаемую сцену вышла толстая женщина в русском сарафане с кокошником на голове. Она сложила на груди руки и, приподнимаясь на носках, стала поворачиваться из стороны в сторону в такт музыке. Музыку изображал гармонист в ситцевой косоворотке. Лихо заломив на затылок фуражку с гвоздикой, он рьяно рвал гармошку, растягивая мехи в разные стороны. Женщина подперла указательным пальцем мясистую щеку и, вскрикнув: «Ой!», запела страшным голосом, не переставая при этом подпрыгивать. Свете стало жутко. Она не отрываясь смотрела на искусственный цветок, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из знакомых.

— Мама, ты что такая грустная? — спросила Маша. — Смотри, какие клоуны смешные!

Получилось громко, из зала раздались смешки.

— Ну все, с меня довольно, — сказала Света. — Я ухожу.

— Как тебе не стыдно! — прошептал Даниель. — Смотри, люди слушают, им нравится.

Света оглянулась по сторонам и увидела, что люди и вправду слушают эту какофонию — с таким же вниманием и уважением, с каким слушали маленьких гениев в лучшем зале города. Казалось, за столиками собрались роботы, в программе которых записано одобрительно покачивать головами, улыбаться и хлопать в ладоши в конце представления. Чтобы не слышать этих хлопков, Света вскочила с места и, демонстративно стуча каблуками, покинула зал.