Эрих Ремарк - Ночь в Лиссабоне [litres]

Когда мы добрались до дворца, он оказался занят. Мы увидели мундиры, солдат, которые волокли деревянные верстаки, и нескольких офицеров в летчицких бриджах и блестящих сапогах, которые расхаживали вокруг, как павлины.

Мы смотрели на них из парка, спрятавшись за буком и мраморной богиней. Был ласковый предвечерний час. «У нас там что-то осталось?» – спросил я.

«Яблоки на деревьях, воздух, золотой октябрь и наши грезы», – ответила Хелен.

«Их мы оставляли повсюду, – сказал я. – Как летучие осенние паутинки».

Офицер на террасе отдал несколько резких приказаний. «Голос двадцатого столетия, – сказала Хелен. – Идем. Где сегодня заночуем?»

«Выспимся где-нибудь в сене, – сказал я. – А может, и на кровати. Во всяком случае, вместе».

– Помните площадь перед консульством в Байонне? – спросил Шварц. – Очереди беженцев в четыре ряда, которые потом спутывались и в панике загораживали вход, отчаянно стонали, плакали и дрались за место?

– Помнится, были листочки с номерами, – ответил я.

– Они давали право стоять снаружи. Тем не менее толпа загораживала вход. Когда открывали окна, стон нарастал, превращался в крик и вой. Паспорта выбрасывали в окна. А там целый лес вытянутых рук!

Из двух женщин, которые еще не отправились на боковую, та, что посимпатичнее, подошла к нам, зевнула.

– Странные вы люди, – сказала она. – Все говорите, говорите! А нам пора спать. Если желаете посидеть где-нибудь еще, так все кафе в городе опять открыты.

Она отворила дверь. Белое и крикливое, внутрь ворвалось утро. Светило солнце. Она опять закрыла дверь. Я посмотрел на часы.

– Корабль отплывает не сегодня, – сказал Шварц. – Завтра вечером.

Я ему не поверил. Он понял.

– Идемте куда-нибудь, – сказал он.

После тишины кафе уличный шум был в первую секунду почти невыносим. Шварц остановился.

– Сплошь беготня и крик! – Он смотрел на ораву ребятишек, тащивших корзины с рыбой. – Все продолжается! Будто никто не отсутствует!

Мы спустились к гавани. Вода волновалась, дул прохладный и сильный ветер, солнце светило ярко, но не грело; такелаж скрипел, и каждый человек был очень занят утром, работой и собой. Мы скользили сквозь всю эту деловитость, словно увядшие листья.

– Вы по-прежнему не верите, что корабль отойдет только завтра? – спросил Шварц.

В беспощадном свете он выглядел до крайности усталым и осунувшимся.

– Не могу поверить, – ответил я. – Раньше вы говорили, он отплывает сегодня. Давайте спросим. Для меня это слишком важно.

– Так же важно было и для меня. А потом вдруг стало не важно.

Я не ответил. Мы пошли дальше. Внезапно меня охватило безумное нетерпение. Плещущая, беспокойная жизнь звала. Ночь миновала. Зачем заклинать тени?

Мы остановились перед конторой, увешанной проспектами. В витрине стояла белая табличка, сообщавшая, что отплытие корабля отложено на следующий день.

– Скоро я закончу, – сказал Шварц.

Я выиграл день. Несмотря на табличку, подергал дверь. Еще заперта. Человек десять наблюдали за мной. С разных сторон приблизились на несколько шагов, когда я нажал на ручку. Эмигранты. Увидев, что дверь заперта, они отвернулись и опять сделали вид, будто рассматривают витрины.

– Вот видите, время у вас пока есть, – сказал Шварц и предложил выпить в гавани кофе.

Он торопливо глотал горячий кофе, обхватив чашку руками, словно озяб.

– Который час? – спросил он.

– Половина восьмого.

– Час, – пробормотал он. – Через час придут. – Он поднял глаза. – Я не собираюсь рассказывать вам иеремиаду. Вы так это воспринимаете?

– Нет.

– А как?

Я помедлил.

– Как историю любви.

Его лицо вдруг расправилось.

– Спасибо. – Он опять сосредоточился. – В Биаррице началась катастрофа. Я прослышал, что из Сен-Жан-де-Люс отплывет небольшое судно. Это оказалось неправдой. Вернувшись в пансион, я увидел, что Хелен с искаженным лицом лежит на полу. «Судорога, – прошептала она. – Сейчас пройдет. Оставь меня!»

«Я сейчас же вызову врача!»

«Не надо врача, – с трудом прошептала она. – Не надо. Сейчас пройдет. Уходи! Возвращайся через пять минут. Оставь меня одну! Делай, как я говорю! Не надо врача! Уходи же! – крикнула она. – Я знаю, что говорю. Приходи через десять минут. Тогда можешь…»

Она жестом велела мне уйти. Говорить уже не могла, но глаза были полны такой страшной, непонятной мольбы, что я вышел. Стоял на улице, смотрел на мостовую. Потом спросил, где здесь найти врача. Мне сказали, что некий доктор Дюбуа живет неподалеку, всего в нескольких кварталах. Я поспешил туда. Он оделся и пошел со мной.