Сергей Сергеев-Ценский - Витязи морей

Суворов же, не теряя ни секунды, как это только он умел делать, схватил за повод одну из лошадей — и вот он уж управляет боем… Видя его перед собой, нажали с новой силой солдаты, и янычары стремительно начали отступать к своим ложементам.

Не помогли им ни французские инженеры, бросившие турок в самый разгар боя, ни дервиши, из которых большая часть была перебита.

Но в запасе на транспортах были еще свежие силы, и, когда высадили их, ложементы были снова отбиты у русских. В пылу боя песком засыпало глаза Суворову, и пока он протирал их, то почувствовал, что ранен в бок, и упал без чувств, свалившись с коня.

Теперь он не успел крикнуть: «Новиков, ко мне!» Однако Новиков не отставал от него в бою, кипевшем кругом: ведь ускакать от него Суворов не мог — некуда было скакать. Как помочь генералу, он не знал, не знал даже, жив ли он… Уперев приклад ружья в песок и выставив штык, с которого сорвал уже кровавый флажок, Новиков только глядел, чтобы никто не задавил Суворова — ни свои, ни чужие.

Но вот подались турки — чище стало кругом, — и вдруг поднял голову Суворов:

— Новиков?

— Так точно.

— Подсади на лошадь!

Оглянулся Новиков: лошади не было. Тогда он поднял Суворова, как сноп, и потащил в тыл.

Бой за Кинбурн оказался самым жестоким боем из всех, в каких до того участвовал Суворов. Только подоспевший батальон Муромского полка — это было уже в темноте, близко к полуночи, — принес с собою и полную победу. Десантный шеститысячный отряд турок был истреблен почти весь. Несколько сот оставшихся в живых были загнаны в лиман и там, на мелком месте, стояли по пояс в воде и кричали «аман» [6] Просили пощады. . Фелюги к ним подошли только утром.

Суворов, раненный в бок, только промыл рану морской водой и сам повел муромцев, но получил новую рану в руку, около плеча, пулей навылет. Однако на этот раз Новикова возле него уже не было. Его не оказалось и в жиденьком ротном строю на другое утро: он пропал в последнем бою ночью. Только на другой день разыскали его среди тяжело раненных.

Он не был забыт Суворовым: в его донесение о бое под Кинбурном был внесен и Новиков Семен. Несколько позже Новиков получил серебряную медаль на георгиевской ленте.

А через сто двадцать пять лет после знаменитого боя, в 1912 году, в списки 15-го пехотного Шлиссельбургского полка вписали имя спасителя Суворова, рядового Новикова Семена, как одно из бессмертных русских имен.

1941 г.

Гремел Бородинский бой.

Дрались на совесть с обеих сторон: русские войска стремились отстоять Москву, сердце России; французы горели желанием взять Москву, так как это сулило им конец войны; кроме того, они, предводимые Наполеоном, привыкли к победам, чего бы ни стоили эти победы.

Лейб-гвардейский пехотный Финляндский полк в этом ожесточенном бою несколько раз ходил в контратаку, и в третьей гренадерской роте полка показал себя в этот день правофланговый, ефрейтор Леонтий Коренной.

Что он мог себя показать в рукопашной, в этом не сомневались его однополчане, но раньше не приходилось — не было случая. Гвардейские полки стояли в Петербурге и около него, и казалось, что век будут так стоять, предназначенные для царских смотров и парадов.

Но когда в июне 1812 года невиданная до того армия Бонапарта в шестьсот тысяч человек перешла через пограничную с Пруссией реку Неман и вторглась в Россию, то пришлось двинуть на защиту Москвы и гвардию.

Фамилии часто бывают будто припаяны к людям — клещами не оторвешь; так кто-то припаял предку Леонтия фамилию живописную — и попал в точку.

Теперь нет уже почти нигде лихих троек, а в старой России без троек не было дорог; и в каждой тройке — коренной. Коренник был самым дюжим, самым видным, самым надежным конем.

Пристяжки вели себя легкомысленно: они извивали шеи змеями, держа головы наотлет, точно озабочены были только красотой бега; дуг им не полагалось, оглобель тоже — только шлеи. Но, впряженный честно в оглобли, подтянутый расписной дугой, коренник держал голову прямо кверху, глядел строго, слушал поддужный колокольчик, не прядая ушами, тянул экипаж ревностно, за что и пользовался неизменным уважением густобородого кучера, щедрого на раздачу кнута обеим пристяжкам.

Часто говорило о Леонтии Коренном начальство на смотрах, обращаясь к командиру третьей гренадерской, то есть девятой роты: