Ян Висе - Святая и грешница

Боль должна быть еще острее. День спустя я пошел на базарную площадь, чтобы рассказать историю о юноше, который влюбился в свою родственницу.

Это четвертая история из тех, что я услышал на базарной площади.

Один молодой человек увидел как-то свою родную тетку и почувствовал, что полюбил ее. Не так, как должен любить племянник свою родственницу. Нет, он возжелал ее как женщину.

«Когда в мужчине пробуждается чувственность, заглушить ее почти невозможно», — сказал рассказчик и испытующе взглянул на слушателей.

«И, — продолжал он, — мужчина к тому же был юн и неопытен, так что только провидение могло помочь ему. Чаще всего оно появляется в образе женщины, но иногда — что бывает реже — в образе мужчины», — добавил он несколько помедлив.

Он смотрел на окруживших его юношей, еще не вполне взрослых, но далеко уже не детей, и изучающе повел глазами по их молодым лицам, полыхающим огнем. И они искали его взгляда, с нетерпением ожидая услышать нечто сокровенное. Алая краска на щеках выдавала. Краска и стесненное дыхание. Оно пульсировало толчками в молодых телах будто кровь. Они, сами того не желая, выказывали свое собственное неизведанное еще ими вожделение, но пытались скрыть его, горя от стыда и сомнения.

С грустью и нежностью смотрел рассказчик на своих слушателей. Он понимал их скрытое, выбивавшееся наружу волнение. Может быть, ему представилось, как такое же волнение пришло ночью к юноше, возлежавшему на его собственном ложе. Пришло во сне, словно ласковое дуновение нежного летнего ветерка и словно безудержное желание скакать по бескрайним просторам, подобно коню. Словно обещание и требование, но прежде всего, это был шквал чувств, которым он не находил названия или объяснения.

Словно бессмысленное безрассудство, подумал я, и вспомнил себя. В этот момент печальная улыбка пробежала по лицу рассказчика. Он умолк, похоже было, будто он встретился с мыслью о своей давней молодости.

Но вот он снова взял себя в руки и продолжал свой рассказ. Однако слова падали замедленно, как шаги стареющего путника, бредущего по местности, которую он видел только в пору своей молодости.

Его избранница была еще молода и душой, и телом, хотя по возрасту годилась юноше в матери.

Она была красива и умела подать свою красоту неброско, однако так, что поневоле обратишь на нее внимание. Она одевалась просто, но с большим вкусом; одежда сидела на ней, словно влитая, подчеркивая малейшее движение тела. Не вызывающе, но очаровательно и изящно.

Все это заметил юноша, когда однажды родственники пришли к ним в гости. Вся семья удобно расположилась в саду. Он видел больше других. Он видел, как ветер путает ее волосы, что он развил один из ее локонов и играл с ним. Он заметил, что ей нравилась эта игра ветра и тогда, когда он подбирался к ее платью и даже прокрадывался под платье. Он отметил, что она поддавалась этой ласке, но не показывала виду, принимая ее и не противясь. Он заметил и затаенную улыбку в ее глазах.

Тогда-то он внезапно понял, что к нему пришла любовь: из глубин души его пришли ответы на все спутанные мысли, на невнятное безумство, копившееся в нем в одинокие ночи. Невнятное исчезло, но безумство оставалось в теле да еще и усилилось, превратившись в вожделение, направленное на такую знакомую, но также не знакомую ему женщину, которая сидела сейчас здесь, освещенная солнцем и обласканная ветром.

Он был весь в сомнении. Потому что это не одна струна звенела в нем, нет, он слышал хаотическое скопление звуков. В его вожделении были нежность, желание быть добрым и находиться вблизи нее, чтобы касаться ее и чувствовать удовольствие. Желание, чтобы тебя касались. Хотелось позволить случиться неминуемому. Но он знал, что ему хотелось большего, в нем бушевала необузданная сила — стремление владеть и принуждать.

Эти спутанные мысли, или, точнее, чувства, охватили молодого человека, сидящего в кругу своих родителей, братьев и сестер, своих тети и дяди.

Рассказчик медленно склонил голову и помолчал, а потом снова продолжал рассказ. Разве я не почувствовал слабое, но очень заметное подрагивание в его голосе, когда он говорил? Вибрацию, которая разоблачала его личное участие в рассказываемой истории? И я следил за ним, и поэтому не мог не заметить вспыхнувший в глазах жар, когда он описывал эту женщину.

Никто из молодых слушателей, сидевших вокруг рассказчика, не подтвердит этого. Они не осмеливались прямо смотреть на него, когда он рассказывал. Но стоило ему умолкнуть, как вопрошающие лица повернулись к нему. В этот миг рассказчик мог видеть свою историю как в зеркале: в этот миг каждый из них был этим юношей, который разглядел свою родственницу и возжелал ее.