Роки Каллен - До последнего вздоха

Ты останавливаешься без предупреждения. Одна нога по ту сторону окна, другая – по эту, руки где-то посередине. Ты часто дышишь, твоя грудь вздымается, а плечи трясутся.

Твоя решительность тает. Тело обмякает. Ты несильно бьешь головой о дерево.

– Тебя там нет, – говоришь ты.

Тебя снова рвет, а потом ты падаешь на колени. Потерпевший поражение.

– Прости меня, – шепчу я, и мне стыдно, потому что моих извинений никогда не будет достаточно. Они не смогут искупить боль потери, травму и печаль.

Это как пытаться залепить огромную рану лейкопластырем, но я все равно повторяю:

– Прости меня. – Ты отходишь от окна и прислоняешься к стене. Скатываешься по ней, падаешь на пол.

– Мне так жаль, что тебя здесь нет, – говоришь ты в темноту, обращаясь к теням, мосту и ночи. – Я хочу, чтобы ты была здесь. Со мной.

Я наблюдаю, как твой затуманенный взгляд становится яснее. Ты не видишь меня, но ты возвращаешься, действие таблеток проходит, реальность занимает свое законное место.

И хоть ты и не услышишь мой дрожащий голос, я отвечаю:

– Я тоже.

Я помню, как на психологии нам рассказывали, что люди подавляют болезненные воспоминания, чтобы сохранить рассудок. Они блокируют их, чтобы продолжать жить. И я вдруг понимаю, что моя избирательная память – это не жестокость, а благо. Все вело к этому моменту. Из-за того, что я чуть не стала свидетелем смерти Августа, я вспомнила свою собственную. И в тот момент я почувствовала, как целый океан вздымается, чтобы поглотить меня. Это море воспоминаний, и оно наконец готово принять меня, стоящую на берегу.

Депрессия,

когда ты затаилась у меня под окном, я еще не понимала, что ты такое. Я знала печаль. Я знала одиночество. Я знала злость, обиду, стыд и охватывающее порой оцепенение. Я знала все эти чувства и состояния. Они приходили и уходили, витали в воздухе, оседали у меня на кончиках пальцев и ресниц. Их мог спровоцировать крик, синяк, в сердцах сказанное проклятие, захлопнутая дверь. Но я сжимала зубы, сощуривала глаза, и через какое-то время мне удавалось спугнуть их. Любое чувство незаметно исчезало. Через несколько минут, часов или дней.

Но однажды пришла ты. За семь минут до будильника.

Я открыла глаза и лежала, не двигаясь. Я просто смотрела в окно.

Мне всегда нравилось это окно. Оно выходило на восток, и каждое утро я просыпалась и видела рассвет, даже если я провела ночь, спрятав голову под подушку. В то утро восход солнца был прекрасен. Из-за горизонта выглядывали солнечные лучи, раскрашивая голубое полотно неба в розовый и оранжевый. Я обычно улыбалась рассвету, но в то утро я просто смотрела на него.

Смотрела и ничего не чувствовала. Мне казалось, что я ничто, которое смотрит на ничто. Я не замечала осыпающуюся с оконной рамы белую краску, или оставленные мной на подоконнике чернильные пятна, или пейзаж с солнцем и небом за стеклом.

Предо мной было окно. Из которого я могу выпрыгнуть. Я не пошевелилась, когда зазвонил будильник. Я просто продолжала смотреть и прикидывать, сколько займет полет.

Август,

я как раз собиралась переступить порог кабинета химии, когда достала схему рассадки учеников и остановилась как вкопанная. Меня решили посадить между Генри Джорданом и тобой. Я подняла голову. Я видела его коротко стриженный затылок и твою лохматую каштановую гриву. Мне придется сидеть рядом с новичком (я знала всех в классе, кроме него) и моим бывшим лучшим другом, с которым мы развелись, когда мне было двенадцать.

Я была уверена, что боги (если они существуют) хотели меня наказать.

Ты обернулся на дверь и улыбнулся. Такие улыбки должны быть объявлены вне закона.

Последние пару лет я старательно тебя избегала. Я не обращала внимания на работы, которые ты рисовал для выставок, игнорировала подброшенные тобой в мой шкафчик записки, не реагировала на твое имя, когда оно всплывало в разговоре. Я оградилась от тебя. И мне так было гораздо легче. Глупо было рисковать и пускать тебя в свою жизнь – отец всегда заглядывал мне через плечо, готовый ударить. А так мне хотя бы ничего не угрожало.

Этим я себя и утешала. Но потом ты улыбнулся мне, сидя за партой на химии, и я больше не могла тебя игнорировать. Во-первых, ты будешь моим партнером по лабораторным до конца года. А во-вторых, за то время, что я пыталась тебя избегать, ты стал кем-то новым, кем-то… прекрасным. Я отругала себя за эту мысль. Твои волосы стали длиннее и теперь спускались до подбородка. На лице у тебя появилась щетина. А твои глаза, эти серые глаза, каким-то образом стали еще больше и теперь, казалось, могли вместить целый мир.