Роки Каллен - До последнего вздоха

И тогда я поняла, что не увижу тебя в тот день. Я знала: теперь что-то должно измениться.

Отец,

в тот день ты посмотрел на меня с высоты своего роста. Ты выпил. Я поняла это по запаху. Ты моргнул и прищурил глаза.

– Привет, отец, – тихо сказала я. Ты потер подбородок и сдержанно кивнул мне. Продолжая смотреть мне в глаза, ты снял рубашку, вошел в гостиную и сел. Я отвела взгляд и посмотрела на дверь. Свобода начиналась прямо за ней.

– Собираешься куда-то, Элли?

Урчащий голос – предостережение об опасности.

– Нет, – быстро ответила я, переводя взгляд снова на тебя.

Ты сидел без рубашки. Ты глубоко вдохнул, а затем достал из кармана штанов зажигалку. Я ненавидела эту зажигалку. И пока я стояла между тобой и дверью, я вспомнила, что впервые увидела твою зажигалку пару лет назад, сразу после того, как мама начала работать. Она вернулась поздно и не успела приготовить ужин.

Ты сидел за обеденным столом. Вошла мама, уставшая и с виноватым выражением лица. На полу стояла канистра бензина, и при виде ее мама замерла.

– Я все гадал, вернешься ли ты, Регина. – В тот самый момент ты достал зажигалку. Она была серебристая. Щелк, открылась, щелк, закрылась. – И я подумал… ну, раз моя женщина не возвращается домой, может, нам стоит взять и сжечь этот дом дотла. Ну, знаешь, чтобы очиститься от воспоминаний.

И тогда мама заметила меня.

– Абель. – Голос мамы дрожал. – Давай поговорим. Позволь Элли пойти наверх, и мы все обсудим.

– Ох. – Щелк, открылась, щелк, закрылась. – Я привязал ее ремнем. Не хотел, чтобы она пропустила шоу.

Взгляд мамы пробежался по кожаному ремню, и она заметила, что он обвязан вокруг моей талии и продет меж деревянных перекладин спинки стула, как туго затянутый ремень безопасности. Я сидела и ела мороженое. И даже не думала, что нужно бояться, когда ты привязывал меня. Ты сказал, что это игра. Ты сказал, что будет весело.

– Нет никакой причины, – мама медленно приближалась, вытянув вперед руку, словно собираясь погладить дикое животное, – втягивать в это Элли, Абель. Она… она же еще ребенок.

Щелк, открылась, щелк, закрылась.

– Мне не нравится ее лицо.

Мама моргнула.

– Что… почему?

– Потому что она очень похожа на тебя.

Не могу вспомнить, когда именно я поняла, что зажигалка представляет собой угрозу. Потому что в тот день, когда я впервые ее увидела, я была так счастлива, что мне дали мятное мороженое. Но в какой-то момент между тем вечером и днем, когда я стояла у двери, а ты сидел в гостиной полуголый, отрезая для меня путь к Августу и к свободе, я поняла, что твое щелканье зажигалкой сулит боль.

Я не смотрела на тебя, когда ты сказал:

– Ты так похожа на свою мать.

Я сглотнула. Замерла на месте. То же самое ты сказал тем вечером. Я знала, что это угроза, и мне не хотелось сгореть.

– Она выше меня, – быстро ответила я. Нужно было хоть что-то, в чем мы отличаемся. Я пыталась придумать что-нибудь еще, но ты сказал:

– Подойди сюда.

Я замолчала.

– Да, ты выглядишь иначе. У тебя мой нос, и ты худая, как я. Лицо у тебя немного шире. Мои черты там тоже есть. Но ты похожа на свою мать.

Я ждала, что снова будет ремень. И канистра с бензином. Пощечина. Я сжала кулаки.

Но вместо этого ты вздохнул и сказал:

– Твоя мама была красива.

От неожиданности я ахнула. Ты усмехнулся.

– Это правда. В Новом Орлеане есть местечко, где любой желающий может выступить на сцене перед зрителями. Твоя мама пела… м-м-м, ее голос был похож на бархат. Как только я ее услышал, я это почувствовал. А когда я поднял глаза, я увидел эту прекрасную, необузданную женщину. Дикую кобылку. – У тебя был отстраненный, затуманенный воспоминаниями взгляд. – Я понял, что она должна быть моей. Когда она закончила петь, я подошел к ней, она мне улыбнулась, я задержался в городе подольше, и вскоре она стала моей.

Тут ты улыбнулся так, будто смаковал шоколад.

Мне было неловко, хоть мне и нравилось думать о маме как о необузданной, свободной женщине, которая может заворожить любого своим голосом. Как будто она была волшебной. Я попыталась вспомнить, как мама поет, но я не слышала ничего, кроме невнятных напевов колыбельных из далекого-далекого детства.

– Но потом твоя мать стала беспокойной. Она перестала слушать меня. – Зажигалка. Щелк, открылась, щелк, закрылась. – Она захотела уйти. – Твой отстраненный взгляд, замутненный виски, но все еще внимательный, остановился на мне. – Поэтому мне пришлось сломать ее и обуздать. Я должен был заставить ее слушать. Твоя женщина обязана тебя слушать. А она не хотела. Но однажды она сбежала.