Мафарка тревожно ускорил свой бег к верхушке скалы; наконец-то он смог узнать профиль могучих крыльев, свесясь над краем бездны, и радость разлилась тысячью потоков лавы в его застывших жилах. В бешеном галопе Мафарка перепрыгивал, как гимнаст, через большие костры, Огненные Струи которых складывались одна на другую, плача на агонии чудных головней, которых они покрывали мягким шарфом дыма.
Мафарка танцевал и издевался над Огненными Струями:
– Ну, ну! не надо плакать!.. Ибо близок божественный час, который остановит землю, как сердце, застывшее от радости… Ах, запляшем вместе!.. Выпрямьтесь, Огненные Струи, и подайте мне руку!.. Устроим хоровод, чтобы отпраздновать рождение Газурмаха!..
И он изливал неразборчивые слова:
– К небу! К небу! Выше! Еще выше! Скачи, мое сердце!.. Ты не знаешь? Я кидаю тебя изо всех сил моего голоса далеко, очень далеко, и для этого раздуваю легкие!.. Ах, ах, мое возлюбленное сердце, резиновый мяч, скачи вновь и вновь!.. Будем веселиться!.. Что же делать, как не играть у колыбели моего сына?!.. Он скоро, скоро родится!.. О, мое сердце! Скачи! Ты устало?.. Нет! Я отрываю тебя и бросаю высоко, как бедуин, который бросает в небо заряженное ружье и живого перепела, а потом, поймав оружие, стреляет по птице и никогда не промахнется!..
Мафарка высоко прыгал и падал на корточки. Кидался в огонь, бил ногами золу и снова прыгал вперед. И кричал ожогам, трясясь, как ребенок:
– Нужно же мне поджарить тело для зубов гиен и шакалов!..
При этих словах, он вдруг застыл и насторожился, прислушиваясь к отдаленному зловещему вою. Потом, отбросив прочь подозрение и стоя перед костром, медленно произнес:
– Ах, как хорошо вертеться подобно быку на твердом вертеле великолепной идеи, среди облизывающихся языков огня!.. В сущности, это чудное упражнение для воли, претерпеть без крика умелую варку, освежая лоб и осушая пот!.. После такого упражнения я воистину буду достоин передать сыну душу!.. О, как будут мне благодарны шакалы за то, что я проварил до конца мою смачную падаль!..
«О, шакалы!.. О, гиены!.. О, свиные морды, чующие падаль! Подождите же!.. Вот вам мое тело, в котором течет богатая кровь! Завтра вы будете грызться над моим разорванным животом, выгибая косматые спины цвета серой грязи!.. Я уже вижу как блестят надо мною подобно плевкам ваши беспокойные глаза; я уже слышу как ваши катаральные голоса омерзительных стариков скрипят, словно блоки над иссохшими колодцами!.. Подождите же!..»
И Мафарка бросился вихрем к маленькой бухте. Он бежал по извилистым и скрытым тропинкам скал; и его ноги делали невероятные прыжки и ударялись о гранит, звучавший в музыкальных глубинах своих:
– Газурмах! Газурмах! Я иду к тебе отовсюду! Тысячью дорог, как богатая и щедрая кровь устремляется по бесчисленным венам к сердцу, как поток лавы устремляется через кратер вулкана!..
Мафарка увидел перед собою гигантский профиль клетки и крылья сына, подобные шипам колоссального цветка, чей мрачный чернозем обрабатывали волны, эти странные ночные садовники.
Но внимание Мафарки было привлечено нежным и бархатистым мерцанием, и король последовал за ним вдоль скал.
Когда он очутился под лесами с позвонками из несмоленых снастей, он узнал Колубби, стоявшую неподвижно, как лиловый дым, среди нагроможденного стада спящих, сытых гиен.
Мгновенно охваченный глухою яростью Мафарка бросился на нее, но с легким шелестом оторванного листка она соскользнула со скалы и была вне достижимости. Тогда он начал бранить ее:
– Назад, мрачный сторож гиен!.. Уходи со своим стадом подальше отсюда! Я тебе не позволю увидеть моего сына!.. Он принадлежит только мне!.. Это я сформировал его тело. Это я его рожаю одним усилием моей воли!.. И я не звал тебя на помощь!.. Для того, чтобы мой сын увидел свет, мне надо быть одному! Уходи!.. Я не хочу, чтобы ты запачкала взглядами его буйную молодость! Уходи прочь!.. Закрой лицо и не раздевайся!.. Спрячь от меня груди!.. Твоя кожа так прозрачна, что я вижу, как в твоих сосках бьются две змеи, бьются, как в маленьких шелковых мешочках!.. Ты сердишься? Ты досадуешь?.. Скоро ты заплачешь?.. А что мне за дело до слез! Они не кровь твоего скрюченного сердца! О, нет! Это слезы оплодотворяемых растений!
И его грубый голос толкался о резкие шквалы ужаса, потрясенного нагроможденными в заливе волнами. Точно огромный караван верблюдов, кипящий в горном проходе. Крупы были тесно сжаты, и верблюдовожатые цвета пены там и сям спрыгивали в толкотне, среди гортанного рева и хруста растаптываемых тел и писка птиц, которых трясло в клетках!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу