– Черт возьми! – Ленц глотнул из бутылки.
– Это он освоил, – сказал я Патриции. – Нагонять на поворотах – его специальность.
– Пат, хотите глоточек? – спросил Ленц, протягивая ей бутылку.
Я с досадой посмотрел на него. Он выдержал мой взгляд, не моргнув глазом.
– Лучше из стакана, – сказала она. – Я еще не научилась пить из бутылки.
– Нехорошо! – Готтфрид достал стакан. – Сразу видны недостатки современного воспитания.
На последующих кругах машины растянулись. Вел Браумюллер. Первая четверка вырвалась постепенно на триста метров вперед. Кестер исчез за трибунами, идя нос в нос с третьим гонщиком. Потом машины показались опять. Мы вскочили. Куда девалась третья? Отто несся один за двумя первыми. Наконец подъехала третья машина. Задние баллоны были в клочьях. Ленц злорадно усмехнулся; машина остановилась у соседнего бокса. Огромный механик ругался. Через минуту машина снова была в порядке.
Еще несколько кругов, но положение не изменилось. Ленц отложил секундомер в сторону и начал вычислять.
– У «Карла» еще есть резервы, – объявил он.
– Боюсь, что у других тоже, – сказал я.
– Маловер! – Он посмотрел на меня уничтожающим взглядом.
На предпоследнем круге Кестер опять качнул головой. Он шел на риск и хотел закончить гонку, не меняя баллонов. Еще не было настоящей жары, и баллоны могли бы, пожалуй, выдержать.
Напряженное ожидание прозрачной стеклянной химерой повисло над просторной площадью и трибунами – начался финальный этап гонок.
– Всем держаться за дерево, – сказал я, сжимая ручку молотка.
Ленц положил руку на мою голову. Я оттолкнул его. Он улыбнулся и ухватился за барьер.
Грохот нарастал до рева, рев до рычания, рычание до грома, до высокого, свистящего пения моторов, работавших на максимальных оборотах. Браумюллер влетел в поворот. За ним неслась вторая машина. Ее задние колеса скрежетали и шипели. Она шла ниже первой. Гонщик, видимо, хотел попытаться пройти по нижнему кругу.
– Врешь! – крикнул Ленц. В эту секунду появился Кестер. Его машина на полной скорости взлетела до верхнего края. Мы замерли. Казалось, что «Карл» вылетит за поворот, но мотор взревел, и автомобиль продолжал мчаться по кривой.
– Он вошел в поворот на полном газу! – воскликнул я.
Ленц кивнул:
– Сумасшедший!
Мы свесились над барьером, дрожа от лихорадочного напряжения. Удастся ли ему? Я поднял Патрицию и поставил ее на ящик с инструментами:
– Так вам будет лучше видно! Обопритесь на мои плечи. Смотрите внимательно, он и этого обставит на повороте.
– Уже обставил! – закричала она. – Он уже впереди!
– Он приближается к Браумюллеру! Господи, отец небесный, святой Моисей! – орал Ленц. – Он действительно обошел второго, а теперь подходит к Браумюллеру.
Над треком нависла грозовая туча. Все три машины стремительно вырвались из-за поворота, направляясь к нам. Мы кричали как оголтелые, к нам присоединились Валентин и Грау с его чудовищным басом. Безумная попытка Кестера удалась, он обогнал вторую машину сверху на повороте – его соперник допустил просчет и вынужден был сбавить скорость на выбранной им крутой дуге. Теперь Отто коршуном ринулся на Браумюллера, вдруг оказавшегося только метров на двадцать впереди. Видимо, у Браумюллера забарахлило зажигание.
– Дай ему, Отто! Дай ему! Сожри «Щелкунчика»! – ревели мы, размахивая руками.
Машины в последний раз скрылись за поворотом. Ленц громко молился всем богам Азии и Южной Америки, прося у них помощи, и потрясал своим амулетом. Я тоже вытащил свой. Опершись на мои плечи, Патриция подалась вперед и напряженно вглядывалась в даль: она напоминала изваяние на носу галеры.
Показались машины. Мотор Браумюллера все еще чихал, то и дело слышались перебои. Я закрыл глаза; Ленц повернулся спиной к трассе – мы хотели умилостивить судьбу. Чей-то крик заставил нас очнуться. Мы только успели заметить, как Кестер первым пересек линию финиша, оторвавшись на два метра от своего соперника.
Ленц обезумел. Он швырнул инструмент на землю и сделал стойку на запасном колесе.
– Что это вы раньше сказали? – заорал он, снова встав на ноги и обращаясь к механику-геркулесу. – Развалина?
– Отвяжись от меня, дурак, – недовольно ответил ему механик. И в первый раз, с тех пор как я его знал, последний романтик, услышав оскорбление, не впал в бешенство. Он затрясся от хохота, словно у него была пляска святого Витта.
* * *
Мы ожидали Отто. Ему надо было переговорить с членами судейской коллегии.
Читать дальше