Олег Чистов: Вернуться домой

От «интуристовской» стойки в нашу сторону с извиняющейся улыбкой на лице направился было Жорка, но старушка не дала ему и рта раскрыть.

— Все хорошо, мы прекрасно отдыхаем, не волнуйтесь за нас.

Потом повернулась ко мне:

— Я не очень утомила вас своей болтовней?

— Ну что вы, разве это болтовня, я с удовольствием слушаю вас и жду продолжения.

Это было абсолютной правдой. Она улыбнулась, на несколько секунд задумалась, восстанавливая порванную нить рассказа, и продолжила:

— Гражданская война добралась до Урала. Наши семьи уходили на восток, в Сибирь вместе с войсками Колчака и чехами, бело-чехами, как вы их теперь называете, — поправилась Саша.

— Главной задачей тогда было не отстать, не отбиться от этой основной войсковой массы, где еще присутствовали дисциплина и порядок. Можно было надеяться, что с твоими близкими людьми не случится ничего непоправимого. Вокруг этого войскового ядра по тайге, балкам и распадкам рыскали банды мародеров и прочего отребья. Не дай бог отстать или заблудиться. То, что вас ограбят до последней нитки — можно считать за счастье. Сколько людей сгинуло от рук этих мерзавцев? Ведомо только Господу нашему.

Опять взяла небольшую паузу, но тут же решительно тряхнула головой, продолжая.

— Нет, тяжело вспоминать даже сейчас, не буду, да и времени у нас с вами не так уж и много. В любой момент может подойти наша машина, все ремонты когда-то кончаются.

Слегка передвинув свой рассказ во времени, продолжила.

— После очередного поражения войск Колчака, его пленения, перед нами встал самый главный и страшный вопрос — куда бежать и бежать ли вообще? Одни предпочитали уходить дальше и дальше на Восток. А там что? Там тупик, только океан, и далее Америка при условии, что вам хватит сил, здоровья, средств и удачи. Второй вариант — это направление на Харбин. Этот путь был ближе и главное — дешевле, что было немаловажным для многих. Еще один важный фактор. В Харбине уже в те годы жило очень много русских. Был и третий вариант — не бежать никуда. Остаться в небольшом сибирском городке — и будь что будет. Все-таки своя, родная земля не выдаст. Люди измотаны физически, а более того, морально. Денег и прочих накоплений уже не было. Большинство было уверено, что это российское сумасшествие долго не продлится, вот и выбирали последний вариант.

Мы с Сашенькой до сих пор хорошо помним, как наши родители на совместном семейном совете почти до рассвета решали, что делать дальше. Американский вариант после долгого обсуждения был отвергнут. Причина была не в материальных затратах. Просто родители считали, что это совершенно чужая и далекая страна. Все вынуждены будут осваивать новый язык, на это уйдет определенное время, и это повлияет на образование детей. К тому же все были уверены, что через полгода, максимум год, вернемся домой. Третий вариант даже не рассматривался. Огромная масса беженцев, разрозненные воинские соединения, казачьи полусотни и прочий разношерстный люд — все это двинулось на Харбин.

Саша взяла паузу, замолчала. По ее отсутствующему взгляду можно было догадаться, что она сейчас там, в этой огромной массе людей, теряющих Родину и движущихся в неизвестность. Очнулась от воспоминаний довольно быстро, слегка наклонилась к мужу и тихо прошептала: «Все хорошо, у нас с тобой все хорошо».

У меня, постороннего человека, мелькнула мысль — это и есть их семейное, а может быть, даже родовое заклинание — «все хорошо, у нас все хорошо». Именно оно помогало им все десятилетия выжить и пережить все то черное, что, несомненно, выпало им в жизни.

Повернувшись ко мне, она вздохнула и с нотками извинения в голосе сказала:

— Молодой человек, вы уж извините меня, старуху, но даже сейчас, через столько лет, я не в силах рассказывать вам в подробностях о нашем беге на Харбин.

Я попытался ей что-то ответить. Она легким жестом руки прервала мои жалкие потуги. Продолжила рассказ.

— Вся огромная масса людей, уходящих в эмиграцию, теряла свои корни, опору в этой жизни. Солдатики, офицеры, казаки, прапорщики уже успели навоеваться в «германскую». Успели пролить своей кровушки и, наверное, еще больше чужой. Затем — опять кровь, уже российская, как с одной стороны, так и с другой, но она своя. Все это сказывалось на людях. Озлобленность на все и на всех, агрессивность, драки, стычки с применением оружия происходили постоянно, зачастую просто «на ровном месте», по пустякам. В последние годы там, во Франции…