Юрий Антропов - Ивановский кряж

И тут он увидел ее. Сидит Зинаида на кровати в ночной сорочке, плачет и по щекам его хлещет.

— Да проснись ты, ирод! Да, господи, что же это за жизнь такая?! С вечера уснуть не даешь — жду, когда явишься со своего причала, а посреди ночи криком будишь, базлаешь как оглашенный!..

— Кто, я, что ли? — разжал Венька спекшиеся губы.

— Нет, я!

— Подумаешь… Как я терплю твой храп, так это ничего.

— Да замолчи ты!

Зинаида натянула на голову одеяло и упала на подушку. Венька чувствовал, как она вздрагивает всем телом, и сначала досадливо морщился, а потом укорил себя со вздохом, что надо бы промолчать, дешевле бы обошлось, ведь все равно же ей не докажешь, что он и не думал кричать во сне.

Всю неделю он доводил диски, пока закрутка не пошла, наконец, как ей и положено было идти. Даже вечера пришлось прихватывать — являлся иной раз домой за полночь.

В пятницу, собираясь на работу, он наткнулся в прихожей на чемодан. Прошел было мимо, хотел тихо, как и всегда, шмыгнуть за дверь, чтобы бежать на автобус, да вдруг подумал: а чего это ради он тут стоит? И вспомнил, холодея, что чемодан и вчера здесь стоял, и позавчера…

Венька рванул замки, а там весь немудреный гардероб Зинаиды. Он тут же растолкал ее, а она и не спала, оказывается, глаза ее были красные, в припухших от слез веках.

— Ты чего это надумала, а? — перехватило у него горло.

— А ты только что заметил…

Венька вертел в руках кепку, часто моргал и не знал, что делать, что говорить.

— Ну ты даешь… — он попробовал улыбнуться и, не подворачивая край простыни, присел прямо на постель. В другое время Зинаида шуганула бы его куда подальше — не садись на белье в верхней одежде! — а тут смолчала, будто так и надо. И это встревожило его еще больше. — Зин, ты чего?..

Венька несмело тронул ее за плечо, почувствовав под ладонью теплое мягкое тело. Беззащитно пульсировала у ключицы маленькая венка. Когда-то он любил целовать в это место — в самую ямочку над ключицей, и Зинаида всегда поеживалась, но не отталкивала его, хотя боялась щекотки. Господи, как давно это было, будто и не было вовсе — так, привиделось. Что же это за жизнь такая, все уходит куда-то, исчезает незаметно…

Он смотрел на Зинаиду и чувствовал, как жалость к ней захлестывает его сердце. Надо бы наклониться и поцеловать, как прежде. И стоит ему сейчас сказать ей одно только слово — хорошее, конечно, выбрать, не как всегда, — и она отмякнет, горько и счастливо заплачет сначала, еще больше бередя ему душу, а потом глаза ее посветлеют враз и губы порозовеют, хотя и будут солеными от слез, и упреки ее, после которых она вконец успокоится, будут как бы последним очищением.

Конечно, кое в чем она и переборщит, не без этого, обязательно скажет, что он совсем не любит ее, не нужна она ему и так далее… но это уже надо сносить с покорной терпеливостью, тут же горячо убеждая ее в обратном. А как же иначе? Ведь сколько она хлебнула за эти годы из-за него, непутевого, из-за дурацкого его характера! Уж за одно то, что она не возненавидела его, не прокляла и не сбежала, как давно бы сделала другая, к ногам ее нужно упасть.

«Но ведь она тоже собралась куда-то!» — снова вспомнил он чемодан в прихожей, и пальцы его, гладившие ее плечо, стали будто деревянные. И этот-то миг все и решил.

Зинаида сбросила с себя его руку.

Венька обомлел.

— Оставь меня… — только и сказала она и крепко, мучительно зажмурилась.

Ему страшно было трогать ее в эту минуту, его руки потерянно лежали на коленях. Он встал и неслышно вышел на улицу. Шел он как всегда, просто сам не слышал в эту минуту своих шагов.

«Вечером поговорю обязательно, — сказал себе Венька уже в автобусе. — Хотя нет. В обед зайду к ней на работу». Давно он не был у нее в магазине — то в ссоре живут, то дела какие-то заедают. Уж и какие теперь у него дела… Прокрутятся возле станков вместе с Бондарем, проточат лясы.

Днем он забыл про эту утреннюю сцену, а вечером нашел на столе записку: так и так, устала она с ним жить — уезжает к матери, к сыну.

«В отпуск, наверно, — мелькнула у него спасительная мысль. — Куда же еще-то… Не насовсем же, в самом-то деле? Давно бы ей надо съездить к сынишке, пора наведаться…»

Всю ночь Венька не спал, ворочался с боку на бок. А ближе к утру тревога рассосалась как-то незаметно, обо всем думалось уже проще, будничнее. Так и не обвинив себя ни в чем сущем, он спозаранку уехал на причал. И только в понедельник, зайдя в магазин, Венька узнал, что Зинаида уволилась и уехала совсем.