Юрий Антропов - Ивановский кряж

В редкие минуты что-то находило на Веньку, ему становилось жаль Зинаиду, уставшую терпеть его выходки.

— Ну чего ты киснешь, Зин? — вроде как мимоходом проводил он ладонью по ее волосам. — Веселее гляди на жизнь! Держи хвост морковочкой!

На обратном пути из комнаты в комнату он уже притормаживал возле жены и похлопывал ее по спине, а ладонь у него была мягкая, будто не бугрились на ней мозоли, и под конец он задерживал ее на плече, заглядывая Зинаиде в глаза.

Она смотрела на него не мигая, зрачки ее словно бы становились еще больше. И Венька, стесняясь себя такого, непривычно ласкового, заговаривал с нею о том, что смутно тревожило его:

— Ты представляешь, Зин… ведь накаркал же, говорю, тогда этот Бондарь. Все равно, мол, переманю в свой цех! Прямо как в воду глядел! Вот тебе и дал гарантию…

Глаза Зинаиды гасли, она ждала совсем не такого разговора.

— Так еще бы… с кем бы тогда он совершал свои прогулки по Иртышу, — сбрасывая со своего плеча Венькину руку, язвила она. — Вас же только двое на всем причале, холостых кавалеров-то.

Венька обиженно сводил к переносью брови. Вот что он никак не мог терпеть, так это подобных выпадов Зинаиды. Ну разве же она поймет мужской интерес к лодкам? С женским легкомыслием глядела на это занятие: мол, он стал пропадать на причале только потому, что Бондарь, вечно скандаливший со своей женой, то и дело норовит завихриться куда глаза глядят и тянет с собой за компанию своего персонального слесаря. Персонального… Ведь скажет же! Но хуже всего было то, что она связывала эту ежевечернюю его отлучку, когда он прямо с работы ехал на причал, с какой-то посторонней женщиной.

— Тебе, ей-богу, как нашему председателю профкома Николаю Санычу, кругом одни враждебные бабы только и мерещатся, — безнадежно махал он рукой. — Ну, была эта история с Раисой… по глупости, конечно, по молодости. Так ведь не корить же теперь человека всю жизнь за этот опрометчивый, так сказать, поступок! Да и что за разговор у нас получается? Я тебе про попа, а ты мне про попадью.

— Интересно, чем же тебе не угодил этот самый поп-то… То уж такие друзья были, прямо не разлей-вода, а теперь клянешь его: накаркал, переманил в свой цех, такой-сякой…

— При чем здесь это… угодил, не угодил. Если уж на то пошло… очень он мне был нужен, этот Бондарь, как же! Что я, сам ему навязался, что ли? Если бы не памятник Толе Симагину…

— Ну да, конечно, — снова ехидно подступалась Зинаида, — это все инспектор рыбнадзора виноват — не вовремя вздумал утонуть.

— Не утонуть, а погибнуть! — уже кипятился Венька. — Если бы не этот памятник, то как бы я, интересно, попал в пятый цех?!

И тут Зинаида отличилась.

— Ты ври, да не завирайся! — охолодила она Веньку. — Я же знаю, что ты с Ивлевым поцапался. Он всю вашу братию, всех слесарей, учиться заставляет. А ты взбрындил, видишь ли. И убежал к своему Бондарю — бочки делать.

— Этого еще не хватало!.. — задохнулся он от гнева. — Чтобы ты, у которой всего-то восемь классов, про учебу мне талдычила?! Сама небось давным-давно алфавит забыла и таблицу умножения!..

«Ну спрашивается, есть на свете справедливость или нету? — Венька скрестил на груди руки, уставившись на Зинаиду. — Это она только сейчас про учебу рассуждает, а возьмись я за книги — ведь скандалов не оберешься. Это уж как пить дать, тут же переведет языкастая супруженька на свою излюбленную тему: не иначе, мол, как все из-за какой-нибудь юбки с ума сходишь, инженерша, поди, попалась, вот и об учебе сразу размечтался, глядишь — и в академики так-то выведут…»

Зинаида молчала, и Венька, не чувствуя сопротивления, незаметно для себя уже переключался на то, о чем Зинаида не дала ему толком высказаться. Не сводя с жены укоризненного взгляда, он вызывал в памяти это другое — сначала памятник, потом Толю Симагина, а потом уже совсем невольно начал думать о том, о чем ему, в сущности, только и хотелось бы думать, — о своей лодке. Забота теперь, а как же. А тут еще новый мотор вдруг отказал…

— Это у него, скорее всего, — покачивая головой, рассуждал он вслух, — бобина барахлит. Нижняя свеча не работает.

Зинаида презрительно улыбнулась краешком губ, горько хмыкнув: дескать, другого поворота она от него и не ждала.

— Нет, точно, — словно доказывал Венька кому-то в пространство, для удобства, чтобы лишним движением не вспугнуть эту нечаянную мысль, присаживаясь на краешек тахты. — Больше там ничего не может быть. Только бобина. И ведь ты скажи! — восхищался он, как бы призывая жену в свидетели. Дернула же меня нелегкая поменять мотор!..