Кристофер Ишервуд - Прощай, Берлин [litres]

– Сегодня я специально не покрасила ногти на ногах.

– Черт возьми, Салли! Неужели ты их красишь?

– Да, конечно.

– Но зачем, скажи на милость? Я имею в виду, никто… – Я поправил себя. – Ведь мало кто может оценить их.

Салли улыбалась одной из своих обезоруживающих улыбок.

– Я знаю, дорогой. Но я себя ощущаю суперчувственной.

С этой встречи началось наше взаимное охлаждение с Натальей. Не то чтобы между нами произошла открытая ссора или явный разрыв. Мы, естественно, встретились через несколько дней, но я сразу же почувствовал, как ослабла наша дружба. Мы беседовали, как обычно, об искусстве, музыке, книгах, избегая переходить на личности. Мы целый час гуляли по Тиргартену, когда Наталья вдруг спросила:

– Вам очень нравится мисс Боулз?

В ее глазах, прикованных к усыпанной листьями тропинке, таилась злая усмешка.

– Конечно… Мы скоро собираемся пожениться.

– Сумасшедший!

Несколько минут мы шли в молчании.

– Вы знаете, – сказала вдруг Наталья с видом человека, сделавшего удивительное открытие, – мне не нравится ваша мисс Боулз.

– Я знаю.

Как я и предполагал, мой тон рассердил ее.

– Мое мнение не имеет значения?

– Ровным счетом никакого, – подзуживал я ее.

– Только ваша мисс Боулз имеет значение?

– Да, она очень дорога мне.

Наталья покраснела и прикусила губу. Она начала сердиться.

– Когда-нибудь вы поймете, что я права.

– Не сомневаюсь в этом.

На обратном пути мы не проронили ни слова. На пороге, однако, она спросила, как обычно:

– Может, позвоните мне когда-нибудь? – Потом остановилась и выпалила: – Если позволит мисс Боулз!

Я засмеялся.

– Позволит или нет, я позвоню вам очень скоро.

За секунду до того, как я успел договорить, Наталья хлопнула дверью у меня перед носом.

Однако я не сдержал слова. Только через месяц я наконец набрал ее номер. Много раз я совсем было решался это сделать, но досада все время пересиливала желание ее увидеть. И когда наконец мы встретились, температура наших отношений упала еще на несколько градусов, казалось, мы просто знакомые. Наталья была убеждена, что Салли – моя любовница, а я не понимал, почему я должен разубеждать ее; пришлось бы вести нудный задушевный разговор, к которому я совершенно не склонен. И в результате всех объяснений Наталья была бы еще больше шокирована, чем сейчас, и стала бы еще больше ревновать. Я не обольщался, будто Наталья хотела когда-нибудь заполучить меня в любовники, но она, конечно же, начала вести себя по отношению ко мне как старшая сестра или дама-патронесса. И именно эту роль, как это ни странно, украла у нее Салли. Жаль, конечно, решил я, но так даже лучше. Поэтому я уклонялся от вопросов и измышлений Натальи и даже обронил несколько замечаний, намекавших на семейное счастье: «Когда мы сегодня утром завтракали с Салли…» или «Как вам нравится этот галстук? Его выбрала Салли…». Бедная Наталья встретила их угрюмым молчанием, и, как нередко бывало и раньше, я почувствовал себя виноватым и зловредным. Потом в конце февраля я позвонил ей, и мне сказали, что она уехала за границу.

Бернгарда я тоже не видел некоторое время. И немало удивился, услышав в трубке его голос. Он приглашал меня поехать с ним на ночь за город. Приглашение прозвучало очень таинственно, но Бернгард лишь рассмеялся, когда я попытался выведать, куда и зачем.

Он заехал за мной около восьми вечера в большой закрытой машине с шофером. Машина, объяснил Бернгард, принадлежит фирме. И он, и его дядя пользуются ею. Ландауэры жили в патриархальной простоте: у родителей Натальи своей машины не было, а Бернгард, казалось, готов был просить у меня прощения за эту. Весьма сложная простота, отрицание отрицания, корнями уходящая в глубь комплекса вины за владение собственностью. «Боже ты мой, – вздохнул я про себя, – разве поймешь этих людей?» От одной мысли о психическом складе Ландауэров я терял самообладание, и у меня появлялось ощущение полного поражения и опустошенности.

– Вы устали? – спросил Бернгард, заботливо поддерживая меня под локоть.

– О нет, – встряхнулся я. – Совсем нет.

– Вы не возражаете, если мы заедем к моему другу? С нами будет еще кое-кто, увидите. Надеюсь, вы не возражаете?

– Нет, конечно, нет, – сказал я вежливо.

– Очень спокойный человек. Старый друг семьи. – Почему-то Бернгарду было весело. Он то и дело посмеивался себе под нос.

Машина остановилась возле виллы на Фазаненштрассе. Бернгард позвонил в дверь, и его впустили; через несколько минут он появился со скай-терьером в руках. Я рассмеялся.