На его подготовку были брошены все резервы гостиницы, в которой я проживал. Знаменитый своим мастерством шеф-повар передал все заботы о табльдоте своим подчиненным и мобилизовал все свое кулинарное искусство для приготовления заказанного мною изысканного ужина. Владелец гостиницы, сам того не желая, то и дело издавал восторженные возгласы, записывая мои распоряжения, касающиеся самых редких, тонких и выдержанных вин. Слуги с чрезвычайно важным видом сновали взад-вперед, выполняя различные приказания. Метрдотель, превосходный знаток этикета, взял на себя личную ответственность за сервировку стола, и все мысли и разговоры были лишь о великолепии приближавшегося приема.
Около шести часов вечера я отправил свой экипаж на вокзал, чтобы встретить Феррари, как ему и обещал. Затем по приглашению хозяина гостиницы пошел осмотреть сцену, приготовленную для важного представления, составлявшего часть задуманной мною драмы. Все было готово: декорации, освещение и бутафория. Дабы избежать перестановок в моих апартаментах, я выбрал для званого ужина зал на первом этаже гостиницы, который часто сдавали для свадебных церемоний и других подобных случаев. Он имел восьмиугольную форму, был не очень большим, и я велел для этого случая украсить его самым изысканным образом. На стенах висели портьеры из золотистого шелка и алого бархата, тут и там перемежаемые высокими зеркалами, украшенными хрустальными люстрами с десятками лампочек под розовыми стеклянными абажурами. В дальнем конце зала взору открывалась миниатюрная оранжерея, полная редких папоротников и экзотических цветов с тонкими ароматами, посередине ее с мелодичным журчанием бил фонтан. Чуть позже тут должны были разместиться струнный оркестр и хор мальчиков, дабы прекрасная музыка звучала, не открывая при этом ее исполнителей. Одно-единственное створчатое окно высотой от пола до потолка оставили незашторенным – его просто завесили бархатом, как прикрывают полотном незаконченную картину, и сквозь него глазу открывался великолепный вид на белесый от света зимней луны Неаполитанский залив.
Накрытый к ужину стол на пятнадцать персон сверкал роскошными серебряными кувертами, венецианским стеклом и редчайшими цветами. На полу лежал ковер с ворсом из бархата, по которому разбросали крупинки серой амбры, дабы при ходьбе ноги утопали, словно во мху, источающем благоухание тысяч весенних первоцветов. Стулья же, на которых предстояло сидеть гостям, были изысканной формы и с мягкой набивкой – на них можно было откинуться на спинку или устроиться почти полулежа. Короче говоря, все было обставлено одновременно с роскошью и пышностью, почти приличествовавшей пиршеству восточных властителей, и с тонким вкусом, дабы без внимания не осталась ни одна деталь.
Я был совершенно доволен, однако зная, как неразумно хвалить прислугу за то, что она делает за деньги, выразил свое удовлетворение, лишь небрежно кивнув хозяину и одобрительно ему улыбнувшись. Он, с благоговейной почтительностью ловивший каждый мой жест, воспринял это проявление снисходительности с таким восторгом, словно оно исходило от самого короля, и я заметил, что сам факт того, что я не высказал никакой похвалы результатам его трудов, еще более возвысил меня в его глазах.
Я отправился к себе в апартаменты, чтобы переодеться, и увидел, что Винченцо тщательнейшим образом очищает мой фрак от малейших пылинок. Остальные предметы моего туалета он уже аккуратно разложил на кровати – их оставалось только надеть. Я отпер платяной шкаф и достал оттуда три запонки-пуговицы, каждая с бриллиантом редкой чистоты и блеска, и протянул их ему, чтобы он прикрепил их мне на манишку. Я пристально смотрел на него, пока он любовно натирал их рукавом, а потом позвал:
– Винченцо!
Он вздрогнул.
– Да, ваше сиятельство?
– Сегодня вечером вы будете стоять у меня за спиной и поможете разливать вино.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
– Вы станете, – продолжил я, – оказывать особое внимание синьору Феррари, который сядет по правую руку от меня. Позаботьтесь, чтобы его бокал никогда не пустел.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
– Что бы ни говорилось или ни делалось, – спокойно продолжал я, – вы не должны выказывать ни малейших признаков тревоги или удивления. С начала ужина и до того, как я велю вам идти, запомните: ваше место неизменно позади меня.
Верный слуга сделался немного озадаченным, но ответил как и прежде:
Читать дальше