Марина Луценко - Ловушка для банкира

Лесная чаща исчезла. Теперь Виктория видела во сне площадь, до отказа забитую людьми. Над гудящей толпой возвышался столб — тот самый, у которого недавно погибла кормилица Светлана. На этот раз место тоже не пустовало. Связанный по рукам и ногам цепью, к столбу был прикован туземец-оборотень. Приняв свое человечье обличие, он вновь стал слугой Харитоном. Двое мужиков беспрестанно хлестали его плетьми. Продолжалось это, видимо, уже давно: спина туземца, исполосованная вдоль и поперек, превратилась в сплошную кровоточащую рану. Зеваки, наблюдавшие за казнью, хорошо понимали, что оборотень сейчас для них безопасен — до Харитона то и дело доносились оскорбительные выкрики и смешки. Но ни они, ни удары плетьми не выводили колдуна из состояния абсолютной невозмутимости. Взгляд его раскосых глаз был настолько спокоен, что, казалось, Харитон даже не замечает наказания. В толпе начало расти недовольство.

— Гляди-ка, стоит, как истукан!

— И плети ему нипочем, ироду!

— Знамо дело — колдун. Он, может, и вовсе боли не чует!

Слыша это, палачи еще яростнее замахали плетками. Харитон даже бровью не повел. Внезапно толпа, окружавшая столб, расступилась, впуская в круг графа Смолина и сопровождающего его священника. Едва мужики заметили хозяина, они мигом опустили хлысты и отошли в сторону. Петр Николаевич же, напротив, максимально приблизился к туземцу, и без всякого сожаления посмотрел на его истерзанное, кровоточащее тело. Затем граф обошел столб кругом и встал прямо перед Харитоном.

— Живучий ты, — процедил с нескрываемой досадой Смолин. — Думал, останешься на часок с мужиками, так и дух испустишь. Ан нет — оказалось, так просто с тобой не сладить.

— Конечно, не сладить! — крикнул кто-то из зевак. — Что ему эти плети? Как котенку — поглажка. Колдуна жечь надобно!

— Жечь, жечь! — подхватил остальной люд. — В огонь его, нехристя!

Граф сощурился, окидывая взглядом толпу.

— Славная идея! Слуге дьявола там самое место, верно?

— Верно!!! — восторженно взвыла толпа.

Священник, было, попытался остановить экзекуцию, но Петр Николаевич зло отмахнулся. Крестьяне жаждали расправы, и граф в этом был с ними заодно. К столбу уже тащили хворост.

Едва разложили костер, Смолин отдал распоряжение поджечь его. Сам он удалился от столба всего на несколько метров, продолжая наблюдать за происходящим. Секунда, и огненные языки заплясали у ног туземца. Как не был зол на него граф, он все же отвернулся. Смотреть на заживо сжигаемого человека, пусть даже колдуна и убийцу, оказалось для Петра Николаевича невыносимо. Харитон же, напротив, сейчас неотрывно глядел на графа. Как и прежде, он был молчалив и спокоен — будто вовсе не замечал огня, пожиравшего его тело. Языки пламени добрались уже до плеч, а на лице туземца до сих пор не дрогнул ни единый мускул. По толпе зрителей побежал тревожный ропот. Услышав его, Петр Николаевич впервые за время казни посмотрел на своего слугу. Их глаза встретились. Харитон, казалось, только этого и ждал. Впившись черным взглядом в Смолина, туземец зловеще рассмеялся.

— Убивая меня, ты себя убил, — бросил он графу в лицо. — И года не пройдет, как твое сердце разорвется, подобно моему. Шесть убиенных младенцев станут наказанием рода на шесть колен вперед! Да будет так — проклинаю!!!

Выкрикнув последнее слово, Харитон уронил голову на грудь и затих. Граф, пораженный услышанным, безмолвно смотрел на труп колдуна. Остальные тоже притихли. Над площадью висела гробовая тишина. Первым в себя пришел священник. Он взял Петра Николаевича за плечо, и вместе они спешно покинули место казни. За ними потянулось еще несколько человек. Однако большинство людей все еще оставались на площади. Народ теснился к столбу — всем охота было поглазеть на мертвого оборотня. Мужики, находящиеся около трупа, начали сбивать огонь, чтобы снять тело.

Внезапно произошло нечто невообразимое. Пламя, уже почти прибитое к земле, резко взвилось вверх. Столб с привязанным к нему колдуном превратился в огромный воющий факел! Люди в ужасе бросились врассыпную. Но было поздно: крики, плач, стоны — все потонуло в мощном гуле бушующего огня. Многолюдная площадь запылала, охваченная страшным всепожирающим пожаром…

Девушка вскочила с кровати. «Вася не погиб! Кормилица держит на руках совершенно другого ребенка!!!» Теперь Виктория точно знала — кого. Блондинка на пиктограмме прижимала к груди не своего сына, а первенца графа, Илюшеньку. Именно он стал главной жертвой колдуна — с его смерти все и началось. Остальные же фигурки обозначали пятерых деревенских ребятишек, впоследствии загрызенных оборотнем. Все сходилось: согласно числу убитых детей, колдун наложил проклятие на шесть поколений графского рода. Вика победно улыбнулась. Пиктограмма полностью разгадана!