Вольтер - Эстетика

Воображение – это ощущаемая каждым чувствующим существом возможность представлять себе умозрительно чувственно воспринимаемые предметы. Эта способность зависит от памяти. Мы видим людей, животных, сады – органы чувств передают нам эти восприятия, память их удерживает, воображение сочетает. Вот почему древние греки называли Муз «дочерьми памяти».

Весьма существенно отметить, что способности воспринимать, удерживать, сочетать идеи стоят в ряду явлений безотчетных. Невидимые пружины нашего существа – дело рук природы, а не человека.

Быть может, этот божественный дар – воображение – и есть то единственное орудие, с помощью коего мы сочетаем идеи, даже самые метафизические.

Вы произносите слово «треугольник», но вы произносите лишь звук пустой, если не представляете себе при этом образ некоего треугольника. Идея треугольника возникла у вас, безусловно, потому только, что вы его видели, если вы зрячи, или осязали, если вы слепы. Вы не можете думать о треугольнике вообще, если ваше воображение не представляет себе, хотя бы смутно, какой-то треугольник. Вы заняты счетом, но нужно, чтобы вы себе представляли складываемые единицы, иначе будет работать только ваша рука.

Вы произносите отвлеченные понятия – «величие», «истина», «конечное», «бесконечное», но есть ли в слове «величие» что-либо, кроме движения вашего языка, сотрясающего воздух, если перед вами не стоит образ некоего величия? Что могут значить слова «истина», «ложь», если вы не заметили уже, благодаря вашим чувствам, что одна вещь, о существовании которой вам говорили, в самом деле существовала, а другая не существовала? И не на основе ли этого опыта вы создаете общую идею истины и лжи? И когда вас спрашивают, что вы понимаете под этими словами, можете ли вы не представлять себе некий чувственный образ, напоминающий, что вам доводилось слышать о том, что было, но нередко и о том, чего вовсе не было?

Разве не исходят ваши понятия «справедливого» и «несправедливого» из поступков, которые вам показались таковыми? Ребенком вы начали читать под руководством учителя, вам хотелось хорошо складывать слова, но складывали вы их плохо, учитель побил вас, вам это показалось весьма несправедливым. Вы видели, как рабочему отказывают в плате за его труд, и еще многое другое в том же роде. Разве отвлеченная идея справедливости и несправедливости не есть неясное соединение в вашем воображении всех этих случаев?

Разве «конечное» в вашем уме – не образ некоей меры, имеющей определенные пределы? А «бесконечное» – не образ той же самой меры, продолженной беспредельно? И разве все эти операции, совершающиеся в вас, не напоминают чтения книги? Вы читаете о разных вещах, не обращая никакого внимания на буквы алфавита, без которых, однако, вы не могли бы получить об этих вещах никакого представления; на мгновение сосредоточьтесь на буквах, по которым скользил ваш взгляд, и вы их заметите. Точно так же все ваши рассуждения, все ваши познания опираются на образы, запечатленные в вашем мозгу. Вы этого не замечаете, но остановитесь на мгновение, задумайтесь об этом, и вы увидите, что эти образы – основа всех ваших понятий. Предоставляю читателю взвесить, проверить и углубить эту идею.

Прославленный Аддисон начинает свои «Одиннадцать опытов о воображении», украсившие листки «Зрителя», с того, что только зрение поставляет идеи воображению. Следует, однако, признать, что к сему причастны и иные чувства. Слепорожденный слышит в своем воображении музыку, звуки которой не поражают уже его слуха, во сне он сидит за столом, предметы, которые сопротивлялись или покорялись его рукам, ведут себя точно так же и в его сознании.

Одно лишь зрение снабжает нас картинами, и поскольку это своего рода «осязание», достигающее звезд, огромная его протяженность больше обогащает воображение, чем все остальные чувства, вместе взятые.

Есть два рода воображения: одно только удерживает впечатления, другое сочетает полученные образы, различным образом комбинируя их. Первое получило название «пассивного воображения», второе – «активного». Пассивное немногим отлично от памяти, оно свойственно как людям, так и животным. Поэтому охотник и его пес в своих снах равно преследуют зверя, равно слышат звук рогов и один во сне вскрикивает, а другой повизгивает. И люди и животные в данном случае не просто предаются воспоминаниям, ибо сны никогда не бывают точным образом пережитого. Подобный вид воображения также сочетает предметы, однако действует при этом не разум, а память.