Вольтер - Эстетика

Самая прекрасная басня греков – басня о Психее. Самой забавной была басня о Матроне Эфесской [218] …басня о Матроне Эфесской – история о том, как неутешная вдова, печалящаяся в могильном склепе над телом мужа, вступает в связь с воином, охранявшим трупы повешенных преступников, а когда один из этих трупов оказывается украденным родственниками казненного, вдова отдает солдату тело покойного мужа, чтобы тот мог его вздернуть на виселицу. История Матроны Эфесской – вставная новелла в романе Петрония «Сатирикон». .

Самая красивая среди новых басен – басня о Безумии [219] …басня о Безумии… – Вольтер имеет в виду басню французской писательницы Луизы Лабе (1526–1566) «Спор безумия и любви». Этот сюжет впоследствии обработал Лафонтен (кн. XII, басня XIV). , которое, выколов глаза Любви, вынуждено служить ей поводырем.

Басни, приписываемые Эзопу, аллегории, советы слабым, как по возможности уберечься от сильных. Их переняли все мало-мальски просвещенные народы. С наибольшей приятностью разработал их Лафонтен: среди его басен около восьмидесяти представляют из себя шедевры простодушия, изящества, тонкости, подчас даже поэзии. Вот еще одна из заслуг века Людовика XIV – он породил Лафонтена. Лафонтен, почти не прилагая усилий, открыл секрет, как заставить себя читать, и благодаря этому получил во Франции большую известность, чем первый творец басен.

Буало никогда не причислял Лафонтена к писателям, прославившим сей великий век; основные доводы или придирки Буало сводились к тому, что Лафонтен сам ничего не придумал. Некоторым извинением Буало могло послужить, что Лафонтен нередко грешил против правил грамматики и стиля; он мог бы избежать ошибок, которых суровый критик простить не мог. Это относится к кузнечику, который, пропев все лето, отправляется к соседу муравью жаловаться на голод и говорит ему, что «до августа, даю слово», он выплатит долг и проценты, а в ответ слышит: «Вы пели? Я рад, что ж, теперь попляшите».

Это относится к волку, который, увидав клеймо на собачьем ошейнике, говорит псу: «Такой ценой я не хотел бы никаких сокровищ». Точно сокровища в обиходе у волков!

И к «жучиному роду, устроившемуся, как сурки, на зимних квартирах».

И к упавшему астрологу, которому говорят: «Несчастное животное, и ты еще рассчитываешь прочесть то, что у тебя над головой?» Коперник, Галилей, Кассини, Галлей [220] Галлей, Эдмонд (1656–1742) – известный английский астроном. отлично читали то, что у них над головой, и лучший из астрономов может упасть, отнюдь не будучи несчастным животным.

Предсказания астрологов действительно нелепое шарлатанство, но нелепость состоит не в том, чтобы рассматривать небо, а в том, чтобы верить или стараться заставить поверить других, что астролог читает на небе нечто, чего на самом деле он там не читает. Многие из басен Лафонтена, в которых плох сюжет или слог, действительно заслуживали критики Буало. […]

Г-жа Ла Саблиер [221] Г-жа Ла Саблиер, Маргарита (1636–1693) – образованная светская дама. Лафонтен был частым посетителем ее салона. называла Лафонтена басенником, который приносит басни с той же естественностью, что орешник – орехи.

Действительно, стиль его был всегда одинаков, и оперу он написал тем же слогом, каким говорил о кролике Жано и коте Роминагробисе.

Он говорит в опере «Дафнах» [222] «Дафна» – опера, написанная Лафонтеном для Люлли; однако Люлли отказался сочинить для нее музыку. :

И все же, несмотря на это, Буало следовало бы отдать должное заслугам этого неподражаемого простака (он так его именует) и поддаться вместе со всеми читателями очарованию стиля его лучших басен.

Лафонтен не родился изобретателем, он не был ни возвышенным писателем, ни человеком безошибочного вкуса, ни одним из первых гениев великого века; неумение правильно выражаться на своем языке – весьма заметный его недостаток. Тут он много ниже Федра, но он неподражаем в некоторых великолепных вещах, которые нам оставил; их немало, они на устах у всех, кто должным образом воспитан, и они даже способствуют воспитанию, они дойдут до наших далеких потомков, доступны всем людям, всем возрастам, тогда как произведения самого Буало доступны лишь людям, посвятившим себя литературным занятиям.