Георг Гегель - Опыты сознания

Еще и другим образом выступает это равнодушие закона и силы, или понятия и бытия. В законе движения, например, необходимо, чтобы движение разделялось на время и пространство, или затем также на расстояние и скорость. Будучи только отношением названных моментов, движение, [т. е.] всеобщее, здесь, конечно, раздельно в себе самом ; но эти части, время и пространство или расстояние и скорость, не выражают собою это происхождение из «одного»; они равнодушны друг к другу; пространство представляется возможным (sein zu konnen) без времени, время – без пространства, а расстояние – по крайней мере без скорости, – точно так же и их величины равнодушны друг к другу, поскольку они не относятся как «положительное» и «отрицательное», следовательно, соотносятся друг с другом не в силу своей сущности. Таким образом, необходимость разделения (Teilung) здесь, конечно, налицо, но не необходимость долей (Teile) как таковых друг для друга. А потому и та первая необходимость сама есть лишь обманчиво-ложная необходимость; а именно, само движение представлено не как простая или чистая сущность, а уже разделенным; время и пространство суть его самостоятельные части или сущности в самих себе , или расстояние и скорость суть модусы бытия или процесса представления, из коих один, конечно, может быть без другого, и движение поэтому есть только их поверхностное соотношение, а не их сущность. Представленное в качестве простой сущности, или в качестве силы, движение есть, конечно, тяжесть , которая, однако, не содержит в себе этих различий вообще.

Итак, различие в обоих случаях не есть различие в себе самом; или: всеобщее, сила, равнодушно к разделению, которое имеется в законе, или различия, части закона, равнодушны друг к другу. Но рассудок имеет понятие этого различия в себе, именно в том, что закон, с одной стороны, есть «внутреннее», в-себе — сущее, но в то же время он – нечто различенное в нем; то, что это различие, таким образом, есть внутреннее различие, видно из того, что закон есть простая сила, или есть в качестве понятия его, следовательно, есть различие понятия. Но это внутреннее различие пока лишь исходит от рассудка и еще не установлено в самой сути дела. Следовательно, рассудок провозглашает лишь собственную необходимость, – различие, которое он, следовательно, проводит, только выражая в то же время, что это различие не есть различие самой сути дела. Эта необходимость, заключающаяся только в слове, есть тем самым перечисление моментов, составляющих круг этой необходимости; они, правда, различаются, но в то же время их различие, не будучи различием самой сути дела, находит свое выражение и потому тотчас само опять снимается; это движение называется объяснением. Итак, провозглашается некоторый закон ; от него различается его в-себе-всеобщее или основание как сила ; но об этом различии говорится, что оно не есть различие, а, напротив, с основанием дело обстоит совершенно так же, как с законом. Единичное явление молнии, например, понимается как всеобщее, и это всеобщее провозглашается законом электричества: объяснение тогда концентрирует (fast… zusammen) 37 закон в силу как сущность закона. Эта сила тогда такова , что, когда она внешне проявляется, выступают противоположные электричества, которые вновь исчезают друг в друге, – это значит, что сила – такого же характера, что и закон; утверждают, что оба вовсе не различаются. Различия составляют чистое всеобщее внешнее проявление или закон и чистую силу; но у обоих одно и то же содержание, один и тот же характер; различие как различие содержания, т. е. сути дела , следовательно, опять-таки отнимается.

В этом тавтологическом движении рассудок, как оказывается, упорно держится за покоящееся единство своего предмета, и движение относится только к нему самому, а не к предмету; оно есть объяснение, которое не только ничего не объясняет, но отличается такой ясностью, что, собираясь сказать что-нибудь отличное от уже сказанного, оно скорее ничего не высказывает, а лишь повторяет то же самое. В самой же сути дела благодаря этому движению не возникает ничего нового, оно принимается в соображение только как движение рассудка. Но в этом движении мы познаем именно то, что недоставало закону, а именно, самоё абсолютную смену; ибо это движение, если к нему присмотреться ближе, прямо противоположно себе самому. А именно, оно устанавливает некоторое различие , которое не только для нас не является различием , но которое оно само снимает как различие. Это та же смена, которая проявлялась как игра сил; в ней было различие возбуждающего и возбуждаемого, силы, внешне проявляющейся и оттесненной обратно внутрь себя; но то были различия, которые в действительности не были никакими различиями, и потому также непосредственно опять снимали себя. Налицо не только простое единство – в том смысле, что нельзя было бы установить никакого различия, но это движение состоит в том, что некоторое различие, конечно, проводится, но так как это различие не есть различие, то оно опять-таки снимается. – Итак, вместе с объяснением перемена и смена, которые прежде были вне «внутреннего» и были только в явлении, проникли в само сверхчувственное; но наше сознание из «внутреннего» как предмета перешло на другую сторону – в рассудок и в нем находит смену.