Виктор Пронин - Как много в этом звуке…

— Вот и заглянул.

— Это хорошо… Как там, в большом мире?

— Все по-прежнему.

— Убивают?

— Еще больше, чем раньше.

— А что на кону? Деньги? Женщины? Карьера?

— Всего понемножку.

— Значит, ничего не меняется, — вздохнул Ваня и снова обратил свой взор на потолок. — Закурить дашь?

— Дам.

— Может, и портвейну принес?

— Не сообразил.

— Это плохо, — без сожаления сказал Ваня. — Значит чуть позже принесешь… Принесешь?

— Принесу.

— Это хорошо. Так чего там у тебя случилось?

— С чего ты взял?

— Если б не случилось, не пришел бы. Верно говорю?

— Верно, — помолчав, ответил Зайцев. — Как цефеиды? Снятся?

— Не надо, — строго сказал бомж. — Это не тема.

— Извини.

— Да ладно… Ты когда шел сюда, котенка не встретил? Черно-белый такой, пестренький… Не попался под ноги?

— Вроде нет…

— Котенок пропал… как в детских стишках… У старика и старухи был котеночек черноухий, черноухий и белобокий, чернобрюхий… И еще там какой-то. Забыл. Жалко, мы с ним хорошо поладили…

— Кстати… — Зайцев помолчал, колеблясь, правильно ли он поступает, но решил все-таки произнести слова, которые вертелись у него на языке: — Обоих убили. И старика, и старуху.

— Насмерть? — поинтересовался бомж.

— Да.

— Это плохо.

— Ему в затылок выстрелили, а ей в спину. Хорошо так выстрелил кто-то, в сердце попал. Они не мучились, даже, наверное, не поняли, что произошло. Были — и нету.

— На улице, в лесу? На даче?

— В собственной квартире.

— Хорошая квартира? — безразличным тоном спросил бомжара.

— Ничего квартирка… Занюханная немного, но место хорошее, тихое, от центра недалеко. И наследников нету.

— Так не бывает, — обронил бомж. — Найдутся.

— Я искал.

— В паспортном столе? В адресных книгах? Через милицию?

— Да, — растерянно проговорил Зайцев. — А где же еще?

— Ты их почту посмотри, поздравительные открытки… С Новым годом, с Восьмым марта, с Днем Красной армии… Там наследников искать надо.

— А знаешь, мысль неплохая, — с надеждой проговорил Зайцев.

— А плохих мыслей и не бывает. Бывает мысль, а бывает ее отсутствие.

Зайцев помолчал, окинул взглядом помещение, неплохое, в общем, помещение, и сухое, и тихое. Сумрачное, правда, но, видимо, к этому можно привыкнуть.

— Ваня, у тебя как со временем сейчас?

Бомжара замер на какое-то время, потом как-то резковато приподнялся, сел, сбросив ноги на пол, и уставился на Зайцева с неподдельным изумлением.

— Как у меня со временем? — переспросил он. — Ну знаешь, капитан, более глупого вопроса я в своей жизни, и в той, что раньше была, и в этой… не слышал. Тебя что, вот так прижало, что ты уже можешь такие вопросы задавать?!

— Мы недавно неплохо сработали с тобой, — примирительно сказал Зайцев. — Я подумал, может быть, стоит повторить, а?

— Повторить? — опять переспросил бомжара. — Наливай.

— За этим дело не станет. — Зайцев опять помолчал, не зная, как произнести решающие слова. — Может быть, проедем сейчас на ту квартиру?

— На какую?

— Ну… Где убили старика со старухой.

— Они до сих пор там лежат?

— Да нет… Трупы вывезли. Но все остальное в неприкосновенности.

— Послушай, капитан… — Теперь уже в некотором затруднении замолчал бомж. — Ты ведь не видел меня при ярком солнечном свете… Мы не пара с тобой, ох не пара. Ты вон какой нарядный — при белой рубашке, при глаженых штанишках… Это уже новая форма, полицейская?

— Прежняя, новую еще шьют.

— А от меня запах, — с некоторой капризностью в голосе сказал бомж.

— Знаешь, Ваня, после того запаха, которого я нанюхался в той квартире, твой запах — это «Шанель» номер пять.

— Ты когда-нибудь нюхал «Шанель» номер пять? — спросил бомж.

— Нет, — признался Зайцев.

— А я женщинам дарил. — Бомж застыл, уставившись в зарешеченное окно, будто видел там картины прошлой своей жизни, когда он дарил красавицам французские духи, они весело смеялись, целовали его, прижимались к нему, полные восторга и любви. — Не часто, нет. «Шанель» часто дарить — это дурной тон, да и денег никаких не хватит… Но было, капитан, было.

Всмотревшись в лицо бомжа, Зайцев увидел вдруг, как две одинокие слезинки выкатились из его глаз, скользнули вниз по щекам и затерялись в седоватой немытой щетине.

— Слезливым стал, — проворчал, смутившись, бомж и поднялся со своей кушетки. — Пошли. Чего не бывает, может, слово какое дельное скажу. Ты же за этим меня зовешь?

— Пошли, Ваня. — Зайцев первым направился к выходу.