Вацлав Михальский - Мир тесен

Все эти годы не расставался Гамзат с детской мечтой вырастить сад у себя дома. Но поток жизни так закружил его, что всё ему было недосуг, и лишь в 1931 году он решил, что времени больше не будет, пора начинать. Он вспомнил, что ещё в «старое» время в станице Степной видел питомник и, не раздумывая долго, собрался в дорогу. Питомник сохранился. Сто тридцать тоненьких саженцев привёз в аул Гамзат. По ту сторону речки, в том месте, где сейчас стоит посёлок гидростроителей, разбил Гамзат свой первый участок. Единственному человеку — жене — поведал он свою дерзкую затею, и она поверила в неё, пожалуй, больше самого мужа. Из далёкого ущелья носила она тяжелые кувшины с водой для маленьких деревцев. Случалось, ночью будила Гамзата:

— Слушай, мне снился плохой сон, может, что случилось с нашим садом?

— Что может случиться? — сквозь сон отвечал Гамзат.

— Нет, нет, пойдём посмотрим. Если ты не хочешь, я пойду одна.

Гамзат подчинялся, и чёрной глубокой ночью выходили они из сакли и быстро шли к своему саду. Перейдя мост через реку, почти пускались бегом. Но всё было хорошо, и они, счастливые, брели в аул досыпать.

На зиму Гамзат окутал деревца соломой, а когда было особенно люто — ночи напролёт жёг на своём участке дымные кизячные костры. Этому он научился в книгах. Каждый вечер, надев очки в латунной оправе, не жалея керосину в пятилинейной лампе, Гамзат читал теперь учёные книги по садоводству и вспоминал добрым словом своего эскадронного друга, который выучил его русской грамоте.

Сто двадцать семь саженцев погибло, но три, целых три прижились. И когда в полную силу залепетали на них маленькие клейкие листочки, в семье Гамзата был праздник.

На следующий год он решил выписать из Краснодара уже три тысячи саженцев.

— А для такого большого сада не напасёшься воды кувшинами, сказал Гамзат жене, — надо поднимать воду из ущелья по желобу, и еще надо насос.

Весь год Гамзат и Патимат долбили в скалистом склоне вершины жёлоб. Этот жёлоб сохранился до сего дня, и, когда смотришь на него, трудно поверить, что сделали всё это два человека — муж и жена. Когда жёлоб был готов, Гамзат привёз из райцентра старенький поломанный ручной насос. Отремонтировав, поставил его в ущелье, и живая вода потекла к саду.

А когда созрели первые плоды, Гамзат и Патимат подарили свой сад родному колхозу.

И вот теперь и этот сад, и все то, что вырастили, по примеру её мужа, на своих приусадебных участках другие аульчане, теперь всё это пойдёт под воду.

«Сад хоть послужил нам, — подумала Патимат, — а вот источник Султана…»

Султан был старшим братом Патимат. С тех пор, как умерла его жена, он переселился к сестре. Уже давно они жили одной семьей: Патимат, Мухтар и старик Султан. В своё время он был хорошим джигитом и лихо плясал лезгинку на свадьбах, и многие невесты аула мечтали о нём. Всякое ремесло налету удавалось Султану: был он плотником, и столяром, и каменщиком, и лудильщиком. В одном не повезло Султану — не было у него детей. Шли годы. Много молодых аульчан стало смыслить в технике больше самого Султана, и назначил тогда колхоз ему заслуженную пенсию, чтобы спокойно доживал свой век. С тех пор, как умерла жена и он перебрался жить к сестре, Султан сделал в своей бывшей сакле мастерскую. Бывало, целыми днями, за доброе слово, чинил он там односельчанам примусы, лудил тазы и кувшины, а когда заказывали, мастерил новорожденным люльки. Последнее он делал особенно охотно. Но всё тоскливее было старому Султану. Он чувствовал, как тяжело засыпает и тяжело встает утром и как всё медленнее бежит в его теле кровь. Даже в прерывистом старческом сне думал теперь Султан о том, что уходит без последнего дела жизни, такого дела, которое бы подвело черту. Каждый день в предрассветье поднимался Султан и, накинув овчинный тулуп, выходил из сакли. Смотрел на высокие бледнеющие звезды, глубоко вдыхал старой грудью острую свежесть воздуха и напряженно думал… думал о том, что бы ему такое сделать, чтобы люди вспоминали о нём подольше.

Он не придумал ничего нового — решил построить источник, как, случалось, строили другие старики перед смертью. Не в ауле, здесь их было достаточно, а на полпути к большому соседнему хутору. В том месте был хороший родник, но его то и дело засыпало и люди жаловались, что негде утолить жажду, перевести дух. Султан решил построить такой источник, который никогда не засыпет, который будет стоять триста лет.

Больше года работал Султан, воплощая свою последнюю мечту. Он вывел родник в железную трубу, возвёл над ним закрытый с трёх сторон мощный каменный навес выше человеческого роста. И камни, и цемент, и железные двутавровые балки на перекрытия он доставлял к месту работ на ишаке — по той дороге машины не ходили, слишком она была узка. Сооружение получилось замечательное, вечное. Он много потратил сил и денег на свой родник у дороги. Потом ему пришло в голову сделать отдельно ещё и нишу для того, чтобы поить скот. Или коров будут гнать, или всадник заморит коня в дороге, или пройдёт отара овец, а может, зверь какой спустится попить воды или птица — Султан никого не хотел забыть на этой земле, где ему оставалось прожить совсем недолго. Он был доволен своей работой. Как и было задумано, ему оставалось только высечь затейливый горский орнамент и слова старинной восточной мудрости — для этой цели он вмуровал над входом специальные каменные плиты. Султан выбрал орнамент и слова восточной мудрости были у него наготове: «Путник, и если тебе встретится человек, сделай ему приятное: может быть ты видишь его в последний раз». И эту работу он почти закончил — орнамент получился на редкость хорош, каждая его линия была исполнена благородства и простоты. Теперь нужно было лишь высечь слова мудрости и еще высечь: «Уста [8] Уста — мастер. Султан Магомедов», — чтобы люди помнили о нём.