Стендаль - О любви

После мучительных блужданий по бесконечному лабиринту, многочисленные повороты которого оскорбляют самолюбие, мы вдруг делаем еще один поворот и оказываемся в новом мире, в восхитительной долине Кашмира, изображенной в «Лалла Рук».

Могут ли донжуаны, никогда не вступавшие на эту дорогу или делавшие по ней самое большее несколько шагов, судить о чудных зрелищах, открывающихся в конце пути?

………………………………………………………………………………………

Вы сами видите, что непостоянство – вещь хорошая:

– Отлично. Вы смеетесь над клятвами и справедливостью. Но чего же люди ищут в непостоянстве? Очевидно, наслаждения.

Однако наслаждение, какое находят в объятиях красивой женщины, которую желали две недели и которою затем обладали три месяца, отличается от наслаждения, которое можно найти в объятиях любовницы, которую мы желали три года и которою обладали десять лет.

Если я не употребляю здесь слова всегда , то только потому, что старость, как нас уверяют, изменяя наш телесный состав, делает нас неспособными к любви; что до меня, то я отнюдь этому не верю. Ваша возлюбленная, сделавшись ближайшим вашим другом, дарит вам новые наслаждения, наслаждения старости. Этот цветок, который ранней весною был утренней розой, к вечеру превращается в восхитительный плод, когда сезон роз уже окончился [227].

Возлюбленная, которую мы желали три года, – поистине возлюбленная в полном значении этого слова; к ней приближаются не иначе, как с трепетом, а я должен сказать донжуанам: мужчина, который трепещет, никогда не скучает. Наслаждения в любви тем сильнее, чем больше в ней робости.

Несчастье непостоянства заключается в скуке; несчастье страстной любви заключается в отчаянии и смерти. Отчаяние, вызванное любовью, замечается другими, и из этого делают анекдот; никто не обращает внимания на старость пресыщенных развратников, дохнущих от скуки, которыми полон Париж.

«Гораздо больше людей пускает себе пулю в лоб от любви, чем от скуки». Охотно верю этому: скука отнимает все, вплоть до мужества, необходимого для того, чтобы себя убить.

Существуют характеры, находящие наслаждение лишь в разнообразии. Но человек, который превозносит до небес шампанское в ущерб бургундскому, говорит с большим или меньшим красноречием, в сущности, лишь одно: я предпочитаю шампанское.

Каждое из этих вин имеет своих сторонников, из которых каждый прав по-своему, если только они хорошо знают себя самих и гоняются за тем видом счастья, которое наиболее подходит их организму [228]и привычкам. Но сторонникам непостоянства портит дело то, что все глупцы присоединяются к ним из недостатка мужества.

Однако, в конце концов, каждый человек, если только он дает себе труд изучить себя, устанавливает свой собственный идеал прекрасного , и мне кажется, что желание обратить соседа в свою веру всегда бывает немножко смешно.

Стр. 358. В салоне очаровательной г-жи Пьетрагруа . – В те времена, к которым Стендаль относит этот разговор, он уже давно перестал встречаться со своем бывшей возлюбленной, Анджелой Пьетрагруа (см. о ней в «Жизни Анри Брюлара»).

Скотти – генуэзец, полковник итальянской армии, с которым Стендаль познакомился по дороге из Парижа в Милан в 1811 году.

…Милан, где я провел семь лет. – Стендаль жил в Милане с 1814 по 1821 год.

Стр. 360. …некий великий человек… – Наполеон.

Стр. 361. Г-жа д’Эпине (1726–1793) – покровительница Руссо, автор мемуаров, представляющих большой интерес с точки зрения изучения нравов эпохи (изданы в 1818 году в трех томах).

Карно (1753–1823) – деятель французской революции; организовал четырнадцать революционных армий и получил за это прозвание «организатора победы».

Баррас (1755–1829) – глава французского правительства во время Директории.

Стр. 362. О Крете и Дарю см. «Жизнь Анри Брюлара».

… Читатель … сумеет сделать вывод… – Вывод ясен. Перемену во французском характере Стендаль приписывает режиму Бурбонов.

Стр. 363. Любовь португальской монахини… – Стендаль имеет в виду «Письма португальской монахини» – собрание пылких любовных писем монахини Марианны Алькафорадо к французскому офицеру маркизу де Шамильи, изданное в 1669 году.

Капитан де Везель и жандарм в Ченто не поддаются отождествлению (по-видимому, это какие-то личные воспоминания Стендаля).