Эмма Ангстрём - Человек в стене

— Не желаешь ли горячего шоколада? — спросил Вэ, но Альве не хотелось сладкого.

— Лучше просто молока, пожалуйста, — сказала она, и Вэ передал ей стакан, почти до краев наполнив его молоком.

Он открыл консервную банку со скумбрией и насыпал в кружку растворимого кофе.

— Вы нашли что-нибудь еще? — спросила Альва, при этом думая о бабушкиных картинах. Вэ выглядел удивленным, поэтому она пояснила: — Какие-нибудь признаки того, что кто-то приходил сюда снова?

Вэ положил два кусочка рыбы на хрустящий хлебец и наполнил кружку теплой водой из-под крана. Потом уселся перед Альвой на матрасы. Девочка подумала, что, наверное, нужно стянуть для него из дома несколько простыней.

— Лаз в прачечной не закрыт как следует, — сказал он. — И кто-то похозяйничал в комнате, где стоял каток для белья. Я зашел туда сегодня утром. Доски сложены не так, как раньше.

Крысоловка была пуста. Интересно, что Вэ сделал с крысой, которую она видела в прошлый раз, — убил или выпустил на волю? А может, стряхнул ее в ведро с водой и слушал, как она там скребется перед тем, как утонуть?

— Вы переживаете? — спросила Альва, нежно похлопывая его по руке.

— Никто не должен знать, что я тут, — сказал Вэ и стиснул зубы. Его шея покраснела. Возле губ прилипли маленькие кусочки рыбы, но он, казалось, не замечал этого.

— Никто не найдет ни вас, ни меня, — проговорила Альва и хихикнула. — Теперь мы вместе, вы и я. — И она серьезно взглянула на Вэ.

Доев свой бутерброд, Вэ взял пояс с инструментами и обвязал его вокруг талии. Он собирался часто останавливаться, когда они отправятся дальше, и чинить то, что нуждается в починке.

— Куда мы пойдем сегодня? — спросила Альва.

— А куда ты хочешь пойти?

— К коллекционеру! Я хочу еще раз посмотреть, что у него в банках!

Они покинули комнатушку Вэ. В переходах было прохладнее, чем обычно. Снегопад выкрасил городские улицы в белый цвет. Все надели пуховики и шубы, и даже на Вэ был объемистый вязаный зеленый свитер, которого Альва никогда не видела раньше. Он выглядел кусачим, и Альва порадовалась, что выбрала удобную одежду.

Их налобные фонарики отбрасывали два холодных голубых луча, которые освещали пролегающий перед ними проход. Если бы не они, все тут было бы черным-черно. Альве нравилось, что фонарик выхватывает из темноты только то, что ее интересует. Когда в лежащей перед ними тьме тоннеля виднелась лишь крохотная деталь чего-то, она казалась какой-то более значительной, и сосредоточиться на ней было проще. Альва могла по своему желанию складывать фрагменты пазла, которые становились различимы в свете ее фонаря: еще десять метров, и коридор сворачивает направо, кучка крысиного помета в метре впереди, обе стены облицованы гипсокартоном, и никаких тебе балок, чтобы ухватиться за них, если начнешь падать.

— Погоди, — неожиданно шепнул Вэ. Альва остановилась.

Вэ замер и сосредоточился.

— Ты это слышала?

Альва тоже прислушалась, но не услышала ничего.

— А что такое? — спросила она. Вэ шикнул на нее.

Его брови сошлись, превратившись в сплошную полосу, лоб испещрили морщины.

— Вот сейчас — слышала?

Альва не услышала ни звука, но почувствовала, как кровь гонит по телу адреналин.

— Подожди здесь, — сказал Вэ. Альва села на пол и прислонилась спиной к стене. — Мне нужно проверить, откуда идет этот звук. Я скоро вернусь, просто дождись меня. — Он похлопал ее по плечу.

— Разве это не где-то в квартирах или в трубах? — прошептала Альва.

Вэ выпрямился в полный рост. Альва снова поразилась тому, как же он высок. Его голова почти касалась потолка.

— Нет, — сказал он, — это не в квартирах. Это в проходе.

Хенри снял левую кроссовку. Палец натирал какой-то острый камешек, но Хенри его не разглядел. На улице было слишком холодно для кроссовок, поэтому он принес их с собой, а уличную одежду оставил в помещении, где раньше стоял бельевой каток. И хотя в переходах тоже было нежарко, он уже вспотел. Преодоление первой лестницы потребовало от него серьезных усилий.

Он вздохнул и снова зашнуровал кроссовку, потом взял монтировку и фонарь. Каждый раз, оказываясь в пространстве меж стен, он благоговел перед высоким мастерством, с которым был создан этот мир, и его полной гармоничной соразмерностью.

Он снова задумался о том, чтобы превратить этот дом в музей, мысленно окрестив его «Домом смерти» и представив себе будку для продажи входных билетов. Потом он отказался от этой идеи, склонившись к более практичному решению проблемы.