Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

АДОВАРДО. Я тоже придерживаюсь такого мнения, Лионардо, но мне кажется, что это распознавание и исправление пороков в юношах не так уж и легко осуществить. Юношество всегда склонно следовать за своими желаниями; стремлений у юношей всегда бесчисленное множество, они непостоянны, и я полагаю, что заронить нечто прочное в душе подростка почти невозможно. Кто же в такой изменчивости сможет различить, что хорошо и что нехорошо? Кто сумеет соблюсти в такой неопределенности порядок и правила, чтобы исправить и искоренить бесконечное число пороков, которые мы замечаем в юношеских душах?

ЛИОНАРДО. А кто сумеет угодить тебе в рассуждениях, Адовардо? У нас с тобой получается, как с теми, кому дарят некую малую, но очень ценную вещь, которая так приходится к месту и ко времени, что обладатель, чтобы удовлетворить дарителя, должен выставить напоказ свои домашние сокровища. Так, по-моему, получается и со мной в нашем разговоре. Своими краткими замечаниями ты заставляешь меня или даешь возможность отвечать очень долго и пространно. Но я вижу, что мои длинные речи тебе по душе, раз уж ты так охотно и внимательно меня слушаешь.

Итак, я заявляю, что считаю очень хорошим того, в ком не заметно никаких пороков, и совершенным того, в ком видна великая добродетель и кто лишен каких бы то ни было недостатков. Но тех, кто обладает достоинствами в сочетании с некими явными и отвратительными пороками, я бы не назвал добродетельными. Пороки всегда хорошо заметны, и их природа такова, что о них можно судить, как говаривал Цезарь Веспасиан: «Лисица шерстью слиняла, да нрав не сменяла!» [17] Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей, VIII, 16 (Так говорит о Веспасиане старый пастух). Пер. М. Л. Гаспарова. . Порок всегда всем будет казаться пороком, его всегда нетрудно будет заметить и изобличить. И заметь, хотя вследствие неприятностей, бедности или других помех обжора или распутник может лишиться способности удовлетворять свои дурные прихоти, но как только к нему вернется эта возможность, они тут же возвратятся, и этот человек снова обратится к прежним привычкам. Поэтому я и советовал быть внимательным и осторожным, и не ждать, пока порок укоренится в юношеской душе. Тут нужно следовать тому совету, который, как рассказывают, Ганнибал дал царю Сирии Антиоху. Он сказал ему, что легче всего победить римлян в Италии, используя то же оружие и города латинян. Отцы должны поступать так же, как те, кто хочет изменить русло потока, и начинать с ручейка, не дожидаясь, пока он превратится в реку. Они должны подавлять малейшие признаки порочных наклонностей в своих детях, закрывая добродетелью едва заметные дырочки, проделанные ими, тогда порок не пробьет себе более широкую дорогу. Ведь когда он усилится, очень трудно будет что-либо изменить, поэтому для отца не менее предосудительно оставаться слепым и не замечать опасности, чем по лености не приложить всех усилий для ее устранения. Если же порок развился, то не следует пытаться перевести поток юношеских страстей в другое русло по полю, на котором взрастает добродетель, не стоит прерывать благотворные мужественные занятия, но нужно направить его в сторону таким образом, чтобы эти страсти обрели естественное направление, не мешая запланированному тобой воспитанию. Таким образом, душу, в которой уже закрепился порок, следует подчинять с помощью того же оружия, к которому привычны порочные люди, то есть представляя юношам в лице подобных негодяев, как в зеркале, всю грязь и скотство такого образа жизни, чтобы воспитать в них ненависть ко всему недостойному и предосудительному. Как я полагаю, такой показ и демонстрация презрения, которым пользуются недостойные и бесчестные люди, ненависти и отвращения, которые питают к ним другие, порядочные сограждане, будут очень полезны, ибо юноши увидят, что распутников всегда принимают неохотно, что они недовольны сами собой, всегда мрачны, озабочены, всегда полны беспокойств и волнений. Дух порочных людей всегда пребывает в беспорядке и неустойчивости, а для ума нет ничего тяжелее, чем боль, которую причиняет сам себе неразумный и неупорядоченный дух.

Тут на память мне приходят слова мессера Чиприано Альберти, и размышляя о них, я убеждаюсь в их правоте: тот, кто порочен, не знает покоя и безмятежности. О чем, по-твоему, думают убийцы, разбойники и негодяи? Я уверен, что их преследуют мысли о том, в какой позорный грех они впали, в печали они не дерзают поднять глаза от земли, в своем ничтожестве боятся кары Божьей, стыдятся общества других людей, думают о том, что все осуждают их преступления, считают, что все их ненавидят, и часто жаждут смерти. Но скажем и о других, более распространенных и потому менее вредных людских пороках. Игроки и барышники тоже всегда неспокойны. Если они выигрывают, то их грызут сомнения и желание выиграть еще по крайней мере столько, чтобы вернуть свою одежду, купить лошадь, отдать долги; предстоящих затрат всегда больше, чем денег. Если же они проигрывают, то мучаются от боли и горят желанием отыграться. Точно так же и обжора никогда не приходит в веселое расположение духа, его волнуют мысли о еде, которые он не может заглушить вином и пьянством; ему стыдно за свое недостойное поведение, поэтому он надеется, что его распущенность останется незамеченной, а потом горько сожалеет о бесчестье. Оратор Демосфен ответил блуднице, которая хотела, чтобы он заплатил ей десять тысяч денариев: «Мое раскаяние того не стоит». Ведь всякий порок и всякая распущенность, всякий неразумный поступок и всякое нескромное слово наполняют душу раскаянием. Как говорил тарентинский философ Архит, нет более страшной заразы, чем сладострастие. Из-за него идут на измену отечеству, оно ниспровергает республики и заставляет вступить в сговор с врагами.