Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

ЛИОНАРДО. Тебе было бы приятно, Адовардо, если бы я не мог уже сказать, подобно другим, о себе, как о счастливейшем человеке: «Я никогда не был женат». Ведь ты знаешь, что я весьма склонен к такому поступку, и думаю, тебя нисколько не огорчает, что мне уже все уши на эту тему прожужжали. Я вижу, ты не против того, чтобы люди, которым не о чем со мной говорить и которые не находят слов и предметов для обсуждения, заводили беседу о том, что хорошо бы мне жениться, и проливали реки красноречия, доказывая пользу и преимущества брака, важность этого первозданного института для общества, необходимость обзавестись наследниками, умножить и увеличить семью, и при этом говоря: «возьми ту или эту, ты не найдешь девицу с большим приданым, более красивую или родовитую». Эти напыщенные речи, предназначенные для того, чтобы заронить во мне желание расстаться со своей свободой, вызывают у меня справедливое возмущение. Тем не менее, я сам хотел бы в скором времени обзавестись женой и мне было бы приятно иметь детей, чтобы у тебя не было передо мной преимущества, которое не дает мне спорить с тобой, опираясь на опыт, а не только на отвлеченные доводы. Господу известно, как и тебе, насколько я горю желанием и сколько раз мы пытались вместе с тобой и с другими найти что-нибудь подходящее. Но, конечно, я чувствую, как мне мешает наша общая беда. Те девицы, которые на твой вкус подходят, мне не нравятся. Те, от которых я бы не отказался, вас как будто бы никак не устраивают, так что больше всего я хочу не столько сохранить свое место в семье после себя и увековечить свое имя, сколько у меня возникает желание избавиться от досадных приставаний всех друзей и знакомых, не знаю почему завидующих моей свободе и холостому состоянию. Но боюсь, как бы со мной не случилось, как с тем священным источником в Эпире, описанным древними, в котором зажженное полено погасло, а холодное и погасшее загорелось. Поэтому вам лучше, наверное, оставить меня в покое и подождать, пока я не воспламенюсь сам, а если вы считаете, что ваши речи могут на меня подействовать, то я советую вам дождаться, чтобы мое горячее желание жениться остыло.

Однако довольно мы посмеялись. Если бы у меня были дети, я не стал бы тратить силы на поиски кормилицы вместо их собственной матери. Фаворин, философ, выведенный Авлом Геллием, и другие древние считают материнское молоко самым лучшим. Правда, врачи утверждают, что кормление отнимает силы и иногда вызывает бесплодие. Но я предпочитаю думать, что природа хорошо обо всем позаботилась, и отнюдь не без оснований следует полагать, что, как мы видим, одновременно с полнотой растет и умножается обилие молока, то есть сама природа удовлетворяет нашу нужду и как будто подсказывает, каков долг матерей по отношению к детям.

Я бы позволил себе отступить от этого правила, если бы женщина лишилась сил вследствие какой-либо неприятности: тогда бы я, как ты советуешь, постарался найти хорошую, опытную и благонравную кормилицу, но не затем, чтобы оставить мать в покое и освободить ее от этой природной обязанности перед детьми, а для того, чтобы обеспечить ребенка более здоровым питанием. Я думаю также, что помимо названных тобой болезней, вызываемых испорченным молоком, неблагонравная и распущенная нянька может повлиять на характер ребенка, развить в нем дурные наклонности и заронить в его душе такие вредные и грубые свойства, как раздражительность, пугливость, необщительность и тому подобные. Мне кажется, если кормилица будет сама по себе вспыльчивой, либо станет горячить и воспламенять свою кровь крепким и неразбавленным вином, то дитя, получающее от нее такую разогретую и воспаляющую пищу, легко усвоит и склонность к гневливости, жестокости и скотству. А недовольная, злобная и сердитая кормилица может сделать ребенка ленивым, расслабленным и робким, ведь в раннем возрасте эти влияния очень сильны. Мы видим, что если деревце не получает необходимого питания и достаточного количества воздуха и влаги, требуемых для роста, оно начинает увядать и сохнуть. Известно, что маленькая ранка наносит молодому побегу больше вреда, чем сугубые переломы многолетнему дереву. Следовательно, в этом нежном возрасте нужно особенно следить, чтобы питание было высочайшего качества. Поэтому требуется найти веселую, опрятную няньку, без малейших нарушений или раздражений в крови и в темпераменте; чтобы она была скромной, умеренной во всем и порядочной. Все это, как ты уже говорил, редко встречается в кормилицах, так что ты должен согласиться со мной: родная мать всегда будет умереннее и добронравней, чем чужая тетка, то есть во всех отношениях лучше подойдет для кормления своих детей. Не буду долго доказывать, что мать станет воспитывать ребенка с большей любовью, отдачей, прилежанием и старанием, чем нанятая за плату нянька. Не стану также объяснять тебе, какую любовь питает и хранит мать к своему дитяти, которое было выращено и вскормлено в ее лоне. Впрочем, если все же понадобиться найти кормилицу и позаботиться обо всем том, что было говорено выше, – а при наличии родной матери это бывает редко – то мне кажется, дело не составит большого труда. Пожалуй, многие люди с охотой берутся за куда менее важные задачи, чем сохранение здоровья ребенка, вещь похвальную и обязательную. Но знаешь, эти твои страхи и сомнения по поводу того, что в младенческом возрасте многие умирают, мне представляются мало похвальными. Пока в ребенке теплится жизнь, лучше надеяться, а не отчаиваться. И не так уж серьезны недомогания малышей, как может показаться. Вчера он лежал в постели истомленный и чуть ли не прощался с жизнью, сегодня он бодр и крепок, все ему интересно. А если Господу будет угодно прервать течение дней твоего ребенка на каком-то году, я полагаю, отцу подобает скорее вспоминать о тех радостях и утешениях, которые от получил от сына, и благодарить за них, вместо того чтобы сокрушаться из-за того, что подаривший жизнь забрал ее обратно. Хвалят старинный ответ Анаксагора, который будучи благоразумным и мудрым отцом, узнав о смерти сына, сказал с подобающей рассудительностью и терпением, что он породил на свет смертного и что он может смириться с известием о смерти того, кто рожден, чтобы умереть.