Около полудня свекровь взяла поднос с коржиками и пошла раздавать их соседям на помин души. После ее ухода в комнате будто стало светлей, и Нонка облегченно вздохнула. Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Шел крупный пушистый снег и неслышно ложился на синеватые твердые сугробы. «Я как птичка в клетке!» — подумала она, смотря, как весело спешат по улице люди. — Вот праздник подходит, а на душе пусто, нерадостно. Хотела уважать и любить свекровь, как родную мать, поверять ей радость и горе, ждала слова утешения, а она не любит меня, ненавидит, и сама заставила возненавидеть ее. Хотела заниматься любимым делом — запретили. Со всем примирилась, покорилась из любви к Петру. А теперь еще новое несчастье свалилось на голову, и Петру не могу пожаловаться, и он не хочет подать руку помощи. Почему?…»
В сенях послышались шаги.
— Нона, ты дома?
Нонка узнала голос матери и бросилась ей навстречу.
— Зашла с тобой повидаться. Послезавтра Новый год, дай, думаю, пойду позову Нонку с Петром к нам, праздник встретим вместе, — говорила тетка Колювица, протягивая Нонке три больших айвы, завязанные в платок. — На, покушай. Для тебя приберегла, а ты все не приходишь. Занята, что ли?
— Садись, садись, мама! — подала ей стул Нонка. — Все собираюсь, да все некогда.
Тетка Колювица села, не сводя с дочери глаз.
— Словно похудела, Нона!
— Так тебе кажется, мама…
— Бледная ты какая-то.
— Ах, мама, что ты на меня уставилась!
— Сядь-ка, не вертись! И глаза как будто красные. Скажи, что случилось?… От матери скрываешь?
— Да нет… ничего. Ах, мама, какая ты, право…
Голос у нее задрожал, на глаза навернулись слезы, руки опустились, и невысказанное горе вдруг хлынуло наружу.
— Нона, доченька! — вскричала побледневшая тетка Колювица и склонилась над Нонкой. — Будет, милая, не плачь, не убивайся, — говорила она испуганно, сама горько плача.
— Ох, мамочка, и не спрашивай! Если б ты знала, какой камень у меня на сердце! — сказала, всхлипывая, Нонка. Айва упала с колен и покатилась во все стороны. Все лицо ее было в слезах.
— Кто тебя обидел? Кто? — спрашивала тетка Колювица.
— Свекровь.
— Чем ты ей не угодила? Чем? А чтоб…
— Из-за ребенка… Ребенка хочет.
— Ах, вот оно что! — тетка Колювица покачала головой и задумалась. — А Петр? И он?
— Не знаю… И он тоже…
Успокоившись немного, Нонка все рассказала матери.
— А чтоб она издохла, проклятая! — кляла Пинтезиху тетка Колювица. — Золовку заела, мало ей! А Петр? А он-то почему не уймет ее? Знаешь, отвезу-ка я тебя к одной турчанке в Старо-Оряхово. Очень она помогает в таких делах.
— Никто мне не поможет, мама, — сказала с отчаянием Нонка. — Бездетная я, видно!
— Кто это тебе сказал, что ты бездетная! — набросилась на нее тетка Колювица. — Типун тебе на язык! Бездетная…
Они не слышали, как отворилась дверь и на пороге появилась Пинтезиха. Увидев их обеих в слезах, она поняла, что сноха жаловалась матери, и от злости позеленела вся.
— Добро пожаловать, сватья, — через силу процедила Пинтезиха.
— Доброго здоровья, — ответила тетка Колювица, растерянно улыбаясь.
Пинтезиха поставила пустой поднос за печку и пошла на двор, но споткнулась об айву, отшвырнула ее ногой и тоненьким голоском протянула:
— Жаловалась, небось, сноха на свекровь?
Нонка сделала матери отчаянный знак, чтобы та молчала, но тетка Колювица, слегка наклонившись вперед и часто-часто мигая, крикнула хриплым голосом:
— Жаловалась, конечно! Еще бы не жаловаться? Ты ее, сватья, на огне жаришь, на медленном огне!
Пинтезиха побелела как полотно, но, ни слова не вымолвив, отворила дверь и вышла на двор.
Немного погодя тетка Колювица уже бежала по улице. Не заходя домой, она направилась прямо к партийному секретарю Ивану Гатеву.
До вечера Нонка и свекровь ни словом не перемолвились, словно онемели обе. Вернулись мужчины, как всегда, молча поужинали и легли спать. На следующий день — то же. Нонка была как на иголках, каждый момент ожидая новой ссоры. Но Пинтезиха молчала, будто ничего не случилось, только морщины у рта стали еще глубже. Старый Пинтез догадывался, что что-то между ними произошло. Занявшись починкой недоуздка, он сидел в углу и, сшивая ремешки большой иглой, поглядывал то на одну, то на другую.
К вечеру, когда подошло тесто, Нонка принесла сухой соломы и затопила печь. Немного погодя к ней подошла Пинтезиха и протянула руку к кочерге, которой Нонка размешивала жар. Нонка невольно отшатнулась.
Читать дальше