Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Можно вас попросить еще об одной вещи?

— Пожалуйста.

— Ваш муж депутат. Скажите ему, чтобы он не голосовал за ЕОС. Французы не желают…

— Хорошо, я поговорю…

Все трое спустились вниз, но на улице Леон попрощался, он спешил на лекцию.

Дождь продолжался. Жак взял Жаклину за руку, и они побежали…

Блондинка вошла в переднюю, сняла плащ и, стоя у зеркала, причесала слегка намокшие волосы. Из комнаты донесся голос Анри Вильнуара:

— Маринетта!

Она молча вошла в спальню, села в кресло, положила ногу на ногу и закурила сигарету. Только тогда она спросила:

— Господин министр желает меня видеть?

— До чего же ты ребячлива!

Поговаривали о преобразовании кабинета, и Вильнуар надеялся на этом выиграть, тем более что Маринетта обещала, если он станет министром, взять развод и выйти за него замуж. Элен вернулась в Перигё и, казалось, образумилась. Правда, Вильнуар ожидал еще нескольких сцен, но самое трудное было позади. Элен теперь все знала. И, что еще важнее, Вильнуар-отец, поставленный в известность о намерениях сына, одобрял их. Главное теперь — избежать скандала. Элен будет неплохо обеспечена… Дети поедут учиться в лицей, а каникулы будут проводить с матерью. В общем Анри ни в чем не мог себя упрекнуть. Наконец, в сорок четыре года судьба ему улыбнулась.

Он встал из-за своего маленького письменного стола, чтобы подать Маринетте пепельницу, и, воспользовавшись случаем, поцеловал ее в затылок.

— Скажи, с кем ты разговаривала?

— С молодыми людьми.

— С молодыми людьми?

— Да, и с ними еще была очаровательная девушка.

— Чего они от тебя хотели?

— Ничего особенного, мою подпись.

— Для чего?

— Против ЕОС.

— И эти тоже! Надеюсь, ты не подписала?

— А почему? Нечего на меня так смотреть, вот уже три месяца, как я это сделала.

— И ты еще смеешься?

— По-твоему, я должна плакать?

— Но это же глупо. Кампанию проводят коммунисты.

— Знаешь, они слишком милы для коммунистов.

— Больше ни о чем они тебя не просили?

— Просили.

— О чем?

— Передать тебе, чтобы ты не голосовал за ЕОС.

— Они меня знают?

— По-видимому.

— Только этого недоставало. Они способны поднять шумиху в своей газете.

— Ну а честно говоря, как ты сам относишься к сообществу?

— Скорее отрицательно.

— Такой ответ меня не устраивает. Нужно оно французам? Да или нет?

— Нет.

— Значит, я правильно поступила.

— Подписывать не стоило.

— Почему?

— Я уже тебе объяснил, ты играешь на руку коммунистам.

— Но ты же сам сказал, что не одобряешь ЕОС.

— Да. Но из этого не следует, что нужно голосовать против.

— Я ничего не понимаю.

— Знаешь, в политике не так-то все просто…

— Мсье Ренгэ, вылетающий в Брюссель… — вызывали громкоговорители вокзала Инвалидов.

Это объявление привлекло внимание только трех человек, а именно: Ирэн Фурнье, Леона Бургена и депутата Сержа де Мулляка.

Вокруг шли обычные перед отлетом самолета приготовления. У окошек толпился народ, служащие авиакомпаний с подчеркнутой предупредительностью встречали пассажиров, на чемоданы вешались этикетки с названиями всех городов мира, на щите вспыхивали все новые надписи, приглашая вас лететь в Нью-Йорк, в Каир, в Лондон, в Дакар…

Ирэн не стоялось на месте от волнения. Она окинула взглядом зал в надежде увидеть среди прибывающих того, кого вызывали громкоговорители, и, не выдержав, снова подошла к окошечку «Эр-Франс».

— Мадмуазель, я сопровождаю профессора Ренгэ. Он должен прибыть с минуты на минуту…

Стюардесса ободряюще улыбнулась.

— У нас еще есть немного времени, но хорошо, если бы он поторопился. Автобус отправляется через несколько минут.

— А если он опоздает?

— Тогда пусть едет в Буржэ.

— Вы думаете, он поспеет?

— Наверняка. Ваш самолет отлетает только в одиннадцать часов.

Таким образом, у них оставалось еще больше часа. Значит, не все потеряно. Ирэн пошла было звонить по телефону, но ее пугала перспектива разговора с женой Ренгэ; кроме того, ей могли сообщить, что профессор передумал, и она решила позвонить в последнюю минуту.

Всю эту неделю она жила в постоянной тревоге. То ее окрыляла надежда, то терзали сомнения и преследовал страх, что в конце концов все сорвется. Началось с того дня, когда ее вызвали на улицу Пирамид. Один из руководителей Национального движения за мир попросил ее, если она может, девятого октября вылететь вместе с профессором Ренгэ и депутатом де Мулляком в Прагу. Это было для нее полной неожиданностью, и она не сразу ответила, думая, что произошло недоразумение или она чего-то не поняла.