Жан Лаффит - Весенние ласточки

Пора было возвращаться в Париж, а положение оставалось неизменным. Жак был расстроен и не заговаривал больше с отцом о своих намерениях, а тот, надеясь, что сын одумался, был к нему крайне внимателен. Мачеха явно старалась удержаться от обидных для пасынка замечаний.

— А почему бы тебе не остаться? — предложил Филипп Одебер. — Это твой дом.

— Нет, я предпочитаю уехать.

— В газетах пишут, что забастовка скоро кончится, и ты мог бы побыть еще несколько дней.

— Я обещал, что приеду к сроку. Кроме того, товарищи не могут уйти в отпуск, пока я не вернусь.

— Ну ладно, сынок, не буду тебя уговаривать. Уезжай на моей машине, кто-нибудь пригонит ее обратно, когда кончится забастовка.

Жаку только этого и хотелось. Он не мог вернуться в Париж, не повидав Жаклину. Он уехал на день раньше, полный надежд и одновременно опасаясь, что его ждет жестокое разочарование. Отец сунул ему две бумажки по десять тысяч франков.

— На дорогу и на баловство.

— Спасибо, у меня еще остались деньги.

— Бери, бери, они тебе могут понадобиться. В случае нужды без всяких колебаний сообщи мне. Какой ты дорогой поедешь?

Впервые Жак соврал отцу:

— На Либурн, а оттуда в Париж.

— А не лучше ли тебе проехать прямо на Ангулем?

— Нет, там не такая красивая дорога.

Филипп Одебер все понял.

— Ну, развлекайся, только помни, что ты из честной семьи.

Они расстались, не поцеловавшись. Жак выехал из города и почувствовал себя свободнее. Он нажал на акселератор. Вдоль шоссе время от времени попадались люди, которые знаком просили их подвезти. Он проезжал мимо них, не замедляя хода, но внезапно затормозил, увидев двоих людей, сидевших на рюкзаке.

— Вот это неожиданность! Что вы здесь делаете?

Первой к Жаку подошла Ирэн Фурнье.

— Как видите, пытаемся уехать.

— Могу довезти до Парижа, если вас это устраивает. Но только я обязательно должен заехать в Бордо.

— Надолго?

— Не знаю. На один, два дня…

Ирэн вопросительно посмотрела на мужа — в состоянии ли они пойти на дополнительные расходы.

— Хорошо, — сказал Луи.

Он сел рядом с Жаком, а Ирэн устроилась с вещами на заднем сиденье.

— Да, нам повезло, — сказала она. — Как раз вчера мы с Луи говорили о вас.

— Вы знали, что я в Бержераке?

— Нет. Мы вспомнили о вас в связи с комитетом. Вы слышали, Абдераману гораздо лучше.

Речь шла об алжирце, которого Жак видел на собраниях комитета. Во время демонстрации в день 14 июля, когда полиция обстреляла группу арабов, Абдераман был ранен в плечо, и его оперировали. Товарищи по комитету сложились, чтобы помочь ему.

Жак был очень рад этой встрече. Он первый заговорил о забастовках.

— Как вы к этому относитесь? — спросила Ирэн.

— Они правы, о чем говорить!

Жак сам не смог бы объяснить почему, но ответил не раздумывая.

В Бордо Жак спросил Луи, куда их отвезти, тот, к его удивлению, ответил:

— К тюрьме.

— К тюрьме?

— Да, мы хотим повидать одного товарища.

Ирэн, поймав удивленный взгляд Жака, объяснила ему, в чем дело, рассказала, что они с Луи хлопочут о крестьянине Беро. На Жака словно пахнуло свежим воздухом, но тут же он подумал, что таким людям, как Фурнье, должны быть чужды его заботы.

Условившись встретиться с ними вечером, он поехал в портовые улички разыскивать Жаклину.

Ему показалось, что дом, стоящий в глубине одного тупика, если судить по ветхим зданиям, которые его окружали, соответствует описаниям Жаклины. Несколько девочек пускали бумажные кораблики в канаве. Одна из них подтвердила, что Жаклина Леру живет здесь, и он вошел в коридор. Его передернуло от затхлого воздуха, стены и сводчатый потолок были покрыты плесенью. Жак решительным шагом поднялся по деревянной лестнице, освещенной тусклой лампочкой, которая, видимо, горела круглые сутки. Когда ему открыли дверь, он был удивлен, увидев яркий дневной свет, проникавший в кухню через окно, которое выходило прямо на доки. Впустил Жака высокий худощавый мужчина. Он с недоверием оглядел его. Тут же стоял человек в форме почтальона, и Жак решил, что ошибся.

— Простите, скажите, пожалуйста, здесь живет Жаклина Леру?

— Без всякого сомнения, молодой человек. Я ее отец.

Если бы в ту минуту Жак мог придумать какой-нибудь предлог, он тут же сбежал бы, но испытующий взгляд этого могучего человека требовал объяснений.

— Мне бы хотелось ее повидать.

— Вы знакомы?

— Моя фамилия Одебер, я работал с нею в «Лютеции».

— Надо было сразу сказать.