Стерьо Спассе - Они были не одни

За то, что крестьяне суют нос в его дела, Рако ненавидит их. Они отвечают ему тем же, многие, встречаясь с ним на улице, даже не здороваются; такое положение его не очень устраивает: как-никак он живет среди крестьян и время от времени ему хочется обменяться с соседом парой слов. И Рако затевает разговоры при всяком удобном случае. Изо всех сил защищает перед крестьянами бея, защищает представителей власти: главу сельских общин, инспектора округа с его жандармами, старосту села и местных богатеев. Все это он делает не из каких-нибудь корыстных побуждений, а только для блага родного села! Чтобы представители власти и бей не считали, будто крестьяне в Дритасе — неблагодарные скоты, с которыми и двух слов нельзя сказать! Ничего нет плохого в том, что Рако передает бею и сельскому начальству обо всем, что о них говорят крестьяне. В конце концов пусть они знают, кто им хочет добра, а кто зла.

На площади Шелковиц, где готовилась встреча бея, чувствовал себя беззаботно и был вполне счастлив только один человек: Ламе Плешивый, косноязычный дурачок. С восторженной улыбкой на губах следил он за тем, как жарится на вертелах мясо, облизывал пальцы и лепетал:

— У-у-у-у! За-леное, за-леное, оцень кусно!.. Блей мне даст целую куцу, целую куцу! Ха-ха-ха! — Последние слова он пролепетал перед самым носом Рако Ферра.

Тот сразу же погнал его прочь:

— Уходи отсюда, Ламе, уходи, ради бога! Не до тебя, дурачок! А то смотри, как бы я тебя самого не съел, — угрожающе закончил Рако и обеими руками оттолкнул юродивого.

— Рак! Рак! Заленого! Хоцу заленого! У-у-у! Дай Ламе заленого, Рак! — залепетал Ламе, но из осторожности отбежал в сторону.

Мальчишки передразнивали его и смеялись над ним.

Под развесистой шелковицей собралось много крестьян: кто уселся на земле, скрестив по-турецки ноги, кто примостился на корточках, а кто полулежал на траве; молодежь осталась стоять. Староста распорядился, чтобы от каждого двора для встречи бея вышло по крайней мере по одному мужчине; но, поскольку сегодня было воскресенье, народу собралось гораздо больше — всем хотелось послушать, о чем станет говорить бей со своими крестьянами.

Староста, дядя Тири, закадычный друг Рако Ферра, еще неделю тому назад объявил всему селу: «Каплан-бей прибыл из Тираны и находится в Корче. Он велел передать крестьянам, что в ближайшее воскресенье пожалует в село за получением оброка, причитающегося ему в этом году». Беседуя со старостой у себя во дворце в Корче, бей, между прочим, сказал ему:

— Слушай, староста! Я моим крестьянам всегда желал только добра. Они для меня — как дети родные. Но нужно, чтобы и крестьяне относились ко мне так же, как я к ним. Я не хочу обременять их своим присутствием во время уборки урожая. Поэтому я приеду только на воскресенье, и мы договоримся насчет оброка. Прежде всего вы мне заплатите сто пятьдесят или двести золотых наполеонов — я еще и сам не решил окончательно, — а там видно будет. Что такое в наше время двести наполеонов? Только и хватит на понюшку табаку!.. И, кроме того, не будем забывать, что в нынешнем году выдался на редкость хороший урожай. Не так ли?

У старосты не хватило духу противоречить. Да и что он мог ответить бею, не переговорив предварительно со своим дружком Рако Ферра? На свою беду староста явился к бею не один, а в сопровождении своего помощника, некоего Ташко, — человека, в голове у которого были точь-в-точь такие же мысли, как у этого сорванца Гьики! Нимало не смутившись, Ташко так ответил бею:

— Ты, конечно, прав, бей, но только сто пятьдесят золотых наполеонов — огромная сумма, и селу выплатить ее не под силу. Господин наш знает, как бедно мы живем. Поэтому просим тебя, бей, сжалься над нашими детьми! Меньшую сумму, гораздо меньшую мы, может быть, еще как-нибудь и соберем, но сто пятьдесят наполеонов никак не можем. Я и думать боюсь о таких деньгах.

Староста даже рот разинул, услышав наглые слова этого дурака. А бей нахмурил брови, и лицо у него залилось румянцем гнева. Вперив взгляд в старосту, будто это он, Тири, а не глупый Ташко держал дерзкую речь, и погрозив ему кулаком, бей ответил:

— Это мое дело. А ваше дело — заплатить мне не больше и не меньше как двести золотых наполеонов. Иначе — вон с моей земли, вон из моих владений! Разбойники! Я вам даю хлеб, а вы в знак благодарности предлагаете мне камень! Вы забыли, что я хозяин имения, земли, хлеба и вы должны беспрекословно выполнять мою волю! — Тут он вскочил и, вскипев от ярости, принялся орать: — Разбойники! Собираетесь посягнуть на мои права, на мою собственность! Довольно я с вами нянчился, оказывал вам милости; с сегодняшнего дня я научу вас, как относиться к своему властителю, не будь я Каплан-бей!