— Думаю, ты прав, — признала она. — Я просто волнуюсь попусту. Я же не могу ее спрятать в шкатулку, чтобы с ней ничего не случилось.
— Конечно, не можешь. — Том улыбнулся. — Успокойся, нас еще ждет головоломка. А Клер вернется в девять, вот увидишь.
Когда Клер наконец вернулась домой, была уже почти половина одиннадцатого. Молли места себе не находила.
— Где, черт возьми, тебя носило? — потребовала она объяснений, как только Клер переступила порог. Та лишь нахально на нее посмотрела. — Надеюсь, ты понимаешь, юная леди, как я переволновалась? Никогда больше не смей так поступать, слышала? Когда я велю тебе возвращаться в девять, это значит в девять и не позже.
Клер попыталась ее обойти; Молли преградила ей путь рукой. Ее злость и тревога уже сменились чувством огромного облегчения, так как девочка была цела и невредима. Но Клер плевать хотела на чувства Молли, ее глаза злобно вспыхнули.
— Вы не смеете указывать мне, что я должна делать, а что нет. Я буду поступать так, как мне хочется. Вы мне не мать и никогда ею не станете.
В ее голосе было столько ненависти, что рука у Молли сама опустилась. Клер протиснулась мимо нее и взбежала по лестнице. Она распахнула дверь своей спальни и громко захлопнула ее за собой. Копер лениво потянулся, затем свернулся в клубок на ее подушке и снова заснул.
Клер мерила шагами комнату, ее всю трясло. Заметив свое отражение в зеркале, девочка презрительно скривилась.
— Ну вот. Я это сделала, — сказала она самой себе, чувствуя, как в горле растет горячий удушливый комок. Подойдя к шкафчику, она достала дневник, который Молли подарила ей на прошлое Рождество, и ключик, которым отпирался замочек застежки. Сидя на краю кровати, Клер взяла ручку и начала писать.
«Сегодня я занималась сексом с Крейгом Томасом». Она помедлила. Обычно возможность описать свои чувства ее успокаивала. Но сегодня эти чувства были настолько запутанными, что не желали изливаться на бумагу, так что вскоре дневник отправился обратно в ящик. Клер встала и начала лихорадочно раздеваться, бросая одежду прямо на пол. Затем изучила свое обнаженное тело в зеркале; ей вспомнились ощущение горячих жадных рук Крейга и ужасная волна тошноты, подкатившая к горлу, когда он попытался ее поцеловать. Клер вздрогнула от отвращения. Она протерла глаза, пытаясь изгнать из памяти эту картину, но чувство никуда не делось. Она ощущала себя грязной дешевкой и знала, что так теперь будет всегда. У нее в ушах прозвучал голос Мелани Уилсон: «Из свиного уха шелковый кошелек не получится». Возможно, Мелани была права, но сейчас пришла ее очередь мстить. Клер знала, что завтра слухи о том, что произошло, разойдутся по всей школе, и это ее несколько успокоило. Но цена мести оказалась очень высокой, ведь сегодня она поняла, что никогда больше не сможет никого полюбить. Боль, которую она испытывала, была слишком сильной, и Клер захотелось в голос разрыдаться, чтобы ее облегчить. Но слез не было, а ненависть к себе и чувство ужасной несправедливости все усиливались. Наконец она отошла от зеркала, не в силах больше на себя смотреть. Надо было ложиться спать.
Ее взгляд упал на открытый ящик шкафчика. Когда девочка подошла поближе, в дальнем углу что-то блеснуло, привлекая внимание. Клер взяла этот предмет и села на стул перед столиком, чтобы его рассмотреть. Это была брошка ее матери. Клер сняла ее с пальто в тот день, когда их с Трейси забрали в приют. Букетик зеленых цветов был броским и дешевым и некоторым образом подводил итог всей жизни Клер. Сжав его в руке, она рассмеялась. Ужасным смехом, полным горечи и свидетельствующим о крушении иллюзий.
— Это ты со мной сделала, корова, — выругалась она, словно брошка каким-то образом была связана с той, которая ее носила. — Ты испортила мне всю жизнь, а затем бросила меня. Но сейчас ты ничего не можешь мне сделать. И никто не может. Ты сука, ненавижу тебя. Знаешь ли ты, что я теперь такая дрянь, что даже плакать не могу?
Она медленно открыла ржавую застежку и приставила острый конец булавки к нежной коже на внутренней стороне руки. Затем с нажимом провела вниз и с удовлетворением увидела, как края неглубокой царапины открылись и набухли алыми каплями.
— Ненавижу тебя, ненавижу, — повторяла она снова и снова. — Чтоб ты сдохла!
Она продолжала терзать себя, пока по руке не заструились ручейки и кровь не начала капать на туалетный столик, словно слезы.
Копер, чувствуя ее горе, спрыгнул с кровати и начал тереться об ноги девочки и тревожно мурлыкать. Именно он и вывел ее из транса. Швырнув брошку через всю комнату, Клер подхватила кота на руки и наконец-то расплакалась. Ее тело сотрясали рыдания.
Читать дальше