Ясунари Кавабата - Танцовщица из Идзу

Мы свернули с главного тракта, пошли по каменистой тропинке, потом по лестнице с каменными ступенями. Пересекли мост у общественной купальни, устроенной на маленькой речке. За мостом была гостиница с горячими источниками.

Я сразу пошел в бассейн. Когда я уже сидел в теплой воде, вновь появился мужчина и мы опять начали болтать. Он немного рассказал о себе — ему двадцать четыре года, он женат, у жены при первой беременности был выкидыш, потом были преждевременные роды… Я слушал и смотрел на его хаппи с гостиничной эмблемой. Наверно, Нагаока — его родина. Он производил впечатление интеллигентного человека и по разговору и по внешности. Интересно, почему он оказался в бродячей труппе? Из любви к искусству или девушкой какой увлекся?.. Вот и ходит с ними, помогает нести поклажу.

Выйдя из бассейна, я сразу пошел обедать. Не было еще и трех часов. Как быстро летит время — в восемь утра я только выходил из Югасима… Я поднялся к себе на второй этаж. Мужчина стоял внизу, во дворе, и помахивал мне рукой на прощание. Я бросил ему сверточек с деньгами.

— Извините, что бросаю в окно. Купите чего-нибудь вкусного… Вы любите персимоны?

Он не хотел брать, пошел к выходу, но потом вернулся, видя, что сверток валяется на земле.

— Не делайте, пожалуйста, таких вещей! — Он бросил сверток мне.

Сверток не долетел, упал на соломенную крышу первого этажа. Я снова бросил ему деньги. Больше он не стал возражать, взял сверток и ушел.

Вечером начался ливень. Силуэты гор стали белесыми, расплылись. Перспектива исчезла. Речушка перед гостиницей мгновенно превратилась в желто-бурый бешеный поток.

В такой дождь труппе не придется работать, танцовщица не будет танцевать сегодня…

Мне не сиделось на месте, я несколько раз ходил в бассейн. В моем номере царил полумрак. Лампочка висела в квадратном отверстии, вырезанном в углу фусума, освещала сразу две комнаты.

Вдали прозвучал едва слышный из-за шума дождя стук барабана. Я бросился к окну, рывком, словно передо мной был враг, раздвинул ставни и высунулся наружу. Кажется, звуки приближались. Дождь хлестал меня по голове. Я закрыл глаза и прислушался… Где сейчас движется барабан? Вдруг донеслись звуки сямисэна. Вслед за ними — протяжный женский крик. Несколько позже — смех и веселые голоса. Значит, актеров все-таки пригласили. Они в японском ресторане, напротив дешевых номеров… Опять голоса, мужские и женские. Я снова слушал и ждал, долго ждал. Может быть, они кончат там играть и придут сюда. Но они не приходили. В японском ресторане застолье, кажется, вышло из рамок обычного веселья и превратилось в разгульную пирушку. Время от времени женский визг, резкий, как молния, разрывал ночной мрак. Мои нервы были напряжены до предела. Я все сидел у окна, не закрывая ставен. Каждый раз, когда сквозь дождь слышался барабан, на сердце у меня светлело: значит, она, танцовщица, все еще работает, бьет в барабан…

Потом я уже не мог уловить дробных звуков барабана — на меня беспорядочными волнами наплывал топот многих ног. Что они там делают — гоняются друг за другом или пляшут?.. И вдруг наступила мертвая тишина. Я широко открыл глаза. Хотел увидеть сквозь мрак эту тишину. Неужели… сегодняшняя ночь станет ужасной для маленькой танцовщицы?.. У меня заныло сердце. Неужели кто-нибудь осквернит ее этой ночью…

Я закрыл ставни, лег в постель. Тупая боль в сердце не проходила. Я снова пошел в бассейн. Со злостью взбудоражил воду.

Дождь перестал. Взошла луна. Ночь, освеженная и промытая, сияла спокойно и светло.

Если броситься туда… босиком… сию минуту… Нет, все равно я ничем не смогу помочь…

Был уже третий час.

В начале девятого мужчина пришел ко мне в номер. Я только что встал, мы вместе отправились в бассейн. Стояло погожее утро бабьего лета. За окном ясное небо и разбухшая от недавнего ливня речка. Вода радостно вбирала солнечные лучи. Мои ночные страдания показались мне дурным сном, но я все-таки спросил:

— Поздно вы легли вчера? Веселье, кажется, затянулось?

— А что, слышно было?

— Еще бы, конечно!

— Это все местные. Какое там веселье — сплошная скука! Пьют, орут как сумасшедшие… По-другому они не могут.

Вчерашняя пьянка, кажется, нисколько его не волновала.

— Смотри, смотри! Вон там, в купальне на той стороне… Смеются… Нас, наверно, увидели.

Я посмотрел на общественную купальню по ту сторону реки. Сквозь пар там смутно белели голые тела.

И в ту же секунду из сумрачной глубины купальни стремительно выскочила нагая девушка, добежала до открытой раздевалки, остановилась, что-то крича и протягивая вперед руки. Совершенно нагая, даже без полотенца. Это была танцовщица. Я видел ее всю — обнаженную, длинноногую, светлую и стройную. Как молодая павлония! Меня словно омыло чистейшей родниковой водой. Я глубоко вздохнул и рассмеялся. Ребенок, совершеннейший ребенок! Увидела нас, забыла обо всем на свете и выскочила на яркое солнце. Вот она стоит, приподнявшись на цыпочки, протягивая к нам руки. В моем сердце била ключом чистая радость. Голова стала ясной и легкой. Я продолжал улыбаться.