Мохсин Хамид - Выход - Запад

Лишь после того, как заснула Надия, а Саид просто лежал в лунном свете, прокравшемся между пластин жалюзей, до него дошло, что он совершенно не знал, как ухаживать за пистолетом: совершенно никакой идеи, кроме известного факта, что курок вызовет выстрел. Он понял, что был смешон и должен вернуть завтра пистолет.

В темном Лондоне расцвела торговля электричеством в тех местах, где оно было, и Саид и Надия могли время от времени заряжать свои телефоны, и если они приближались к краям их района — даже поймать сильный сигнал, и, как многие другие, узнавали, что творится в мире, и, однажды, Надия сидела на ступенях здания и читала новости на своем телефоне напротив улицы с группой военных и танком, ей показалось, что она увидела он-лайн фотографию ее самой, сидящей на ступенях здания и читающую новости на телефоне напротив улицы с группой военных и танком, и она поразилась, озадаченная тем, как такое было возможно, как она могла читать эту новость и быть самой новостью, и как газета смогла опубликовать так мгновенно ее фотографию, и она повернулась в поисках фотографа, и у нее возникло странное чувство времени, огибающего ее, как будто она была из прошлого и читала о будущем, или была в будущем и читала о прошлом, и она почти ощутила, как если бы она встала сейчас и пошла домой, то в это же самое мгновение возникли бы две Надии, и она разделилась бы на две Надии, и одна осталась бы читающей на ступенях, а другая ушла бы домой, и две разные жизни развернулись бы для этих двух ее различных версий; и она подумала, что начала терять свой баланс или, возможно, разум, и тогда она увеличила изображение и разглядела женщину в черной робе, читающую новости на своем телефоне, но та была совсем не ей.

Новости в те дни были полны войной, мигрантами и нативистами, и также были полны разделениями регионов от государств, городов — от провинции, и, казалось, все стремились как-то объединиться, и все стремились при этом как-то разъединиться. Государства без границ становились некоей иллюзорностью, и люди начали сомневаться в роли государственности. Многие утверждали, что меньшие образования имеют больше смысла, а другие оспаривали это тем, что меньшие образования не смогли бы себя защитить.

Читая новости в то время, было легко решить, что государство становилось похожим на человека со многими персоналиями, настаивающими на объединении и дезинтеграции, и эта личность со многими персоналиями становилась персоной, чья кожа менялась по мере того, как вливались в кипящий котел другие люди, тоже меняющие в свою очередь цвет кожи. Даже у Британии не было иммунитета подобному феномену; и кто-то заявлял о том, что Британия уже разделилась, будто человек, которому отрубили голову, а тот все еще продолжал стоять; и кто-то завлял, что Британия была островом, и все острова смогут выстоять, даже если пришедшие люди захотят изменений, и такое продолжалось уже столетия, и так будет продолжаться еще столетия.

Ярость нативистов, жаждущих крови, более всего поразила Надию, прежде всего от того, что эта ярость была знакомой, такой же яростью повстанцев в ее родном городе. У нее возник вопрос к самой себе: чего добились она и Саид своим уходом, если изменились лишь лица и здания, а сама базовая реальность их положения — нет.

Однако, увидев вокруг себя всех этих людей всяких разных цветов кожи во всяких разных одеждах, ей стало легче; и лучше было здесь, чем там, и она поняла, что задыхалась в том месте ее рождения почти всю свою жизнь, и то время прошло, а новое время находилось здесь, и — напрасно ли или нет — она принимает данность, как ветер в лицо в жаркий день, когда она ездила на своем мотоцикле и поднимала забрало шлема, и дышала пылью и грязью, и мошкара иногда залетала в рот и заставляла тебя откашливаться и отплевываться, но после плевков — расплывалась ухмылкой, и та ухмылка была сама неукротимая дикость.

Для других двери тоже были выходом из положения. В горах неподалеку от Тихуаны находился сиротский приют называемый просто Дом Детей, скорее всего из-за того, что не мог считаться лишь сиротским приютом. Или не только сиротским приютом, хотя, так его называли все студенты, которые иногда приходили сюда добровольными помощниками-волонтерами: малярничать, плотничать, шпаклевать стены. У многих детей Дома Детей оставался, по крайней мере, один родитель или родственник, или тетя, или дядя. Обычно, те близкие работали на другой стороне границы — в США, и их отсутствие длилось до тех пор, пока ребенок не вырастал достаточно большим для того, чтобы попробовать перейти границу, или близкие выдыхались от работы и возвращались, иногда на время, чаще — навсегда, потому что жизнь и ее конец — непредсказуемы, особенно, в таких обстоятельствах, когда смерть причудливо выбирает себе цель.