Карел Чапек - Мать

Отец. Вот видишь, дорогая, значит и ты почувствовала бы то же самое.

Мать. За это я и полюбила тебя, Рихард, за это и сейчас тебя люблю! Ноты не должен обращать на это внимание, мой единственный, нет, нет! Ты ведь не знаешь, что делается в сердце женщины, когда она так безрассудно, так по-женски кого-нибудь полюбила. Я сама не знаю, почему мы такие; знаю только, что мне всегда это в тебе страшно нравилось. Твой воинственный вид, звон твоих шпор, твоя отвага и твое фанфаронство, твоя честность и твое легкомыслие... Не знаю, почему это так восхищало меня. Должно быть, потому, что я была глупа, влюблена, с ума сходила. Но и сейчас, даже сейчас я не вынесла бы, если бы ты чем-нибудь унизил себя!

Отец. Ну, вот видишь! А если бы я тогда отказался...

Мать. Нет, нет, Рихард, не лови меня на слове! Я, вероятно... наверно, согласилась, бы на то, чтобы ты поступил тогда... не по-военному. Ты вернулся бы ко мне и к детям... вышел бы в отставку. Я бы... свыкл-ась. И любила бы тебя по-прежнему. Может быть, немного иначе. Я знаю, ты страшно тосковал бы... без этой вашей воинской чести, но мы как-нибудь пережили бы это... вдвоем. По крайней мере, ты был бы со мной, Рихард, и я могла бы заботиться о тебе.

Отец. Как о человеке, который ни на что не годен и умеет только тосковать. И ты бы этим удовольствовалась, милая?

Мать. Пришлось бы. Не думай, пожалуйста: мне и так приходилось довольствоваться... очень малым.

Отец. Я знаю, дорогая. Мне страшно больно. Эта майорская пенсия, которая осталась после меня...

Мать. Было пятеро детей, Рихард, - посмотри-ка на них. Ты не представляешь, как это трудно для одинокой женщины. Нет, нет, ты не в состоянии этого понять. Прости, любимый мой, мне не следовало бы говорить все это, но вы, мужчины, не имеете ни малейшего понятия... Одежда, обувь, еда, школа и снова - одежда, еда, школа... Все время высчитывать да высчитывать, десять раз вертеть в руках каждую тряпку и каждый грош, - что вы об этом знаете? Конечно, геройства тут нет никакого, но... без этого тоже не обойдешься, Рихард. Дорогой мой, что ты так смотришь на меня? Ну вот, видишь, во что я превратилась?

Отец. Ты, душенька, красавица! Еще лучше, чем была.

Мать. Не болтай глупостей, Рихард. Мы, живые, страшно меняемся. А вот ты - нет, ты нисколько не изменился. Мне даже стыдно, что я выгляжу такой старой, а ты по-прежнему молод. Не смотри на меня, мой единственный. Ведь на меня свалилось так много. И было так трудно без тебя...

Отец. Ну, от меня тебе немного было проку, душенька!

Мать. Но по крайней мере я не была одинока! А больше всего, друг мой, больше всего стала я нуждаться в тебе, когда дети начали подрастать. Нет, ты не думай: они были славные мальчики. И Ондра, и Иржи, и Корнель, и Петр всегда готовы были сделать для меня все. Но когда они стали взрослыми, мне начало казаться, что они говорят на каком-то чужом языке. Я не всегда понимаю их, Рихард. Ты лучше понимал бы, наверно.

Отец. Не знаю, детка, не знаю. Пожалуй, я тоже не мог бы сговориться с ними как следует. Что я понимаю, например, в медицине, или в авиации, или в тех глупостях, которыми набита голова у нашей двойни?..

Мать. Ты имеешь в виду политику?

Отец. Да. У меня голова устроена по-другому, Я был просто солдат и больше ничего.

Мать. И все-таки... С тобой они больше считались бы. Я. знаю: ты хотел, чтоб они тоже были солдатами. Но... когда ты погиб... я сказала себе: нет! Конечно, их приняли бы... бесплатно в военные школы; но я предпочла корпеть над работой, лишь бы они могли научиться чему-нибудь другому. Медицина, техника, что угодно - только не военная служба. Пусть занимаются чем-нибудь полезным... чем-нибудь таким, от чего не надо непременно умереть... Если бы ты только знал, каких трудов мне стоило дать им образование!.. А что из этого вышло?

Отец. Но, душенька, мне кажется, ты не можешь пожаловаться на них.

Мать. Как тебе сказать... Я кажусь себе наседкой, которая высидела орлят. Сижу на земле и кудахтаю от страха, когда они взлетают один за другим. Иногда я говорю себе: нельзя быть такой малодушной, нельзя мешать им... Ах, Рихард, как это ужасно быть матерью! Ведь и я в свое время была отчаянная, тоже воображала о себе невесть что... Уж кому и знать, как не тебе, мой милый...

Отец. Знаю, дорогая.

Мать. Я ведь убежала из дому ради тебя. И ничего не боялась, готова была хоть жизнь отдать. А теперь... теперь я хотела бы сидеть, как скряга, на сундуке, где спрятано то, чем я живу, и кричать на всех: "Не отдам! Не отдам!" Я и так уже достаточно отдала, Рихард. Сначала тебя, потом нашего Ондру. Больше от меня ничего нельзя требовать. Понимаешь, мне слишком дорого стоило то, что вы называете... геройством... Сначала ты, потом Ондра.