Карел Чапек - О черни, Путевые заметки

И тут вы скажете с долей зависти: ни в чем, ни в какой человеческой работе не перепрыгнешь через столетия. Дайте нам несколько сот лет, и вы увидите, чего мы добьемся!

СТАРЫЕ МАСТЕРА

Хватит ходить вокруг да около самого главного, то есть Маурицхёйса, Риксмузея или как там еще называются все эти собрания картин, галереи, коллекции и музеи. Сколько насмотрелся я на старых голландских мастеров, в каких только галереях с ними ни встречался; иногда они меня радовали, иной раз лишь умеренно привлекали, но только в Голландии они стали мне близки по-настоящему.

Их называют "малые мастера", потому что они писали по большей части небольшие картины; но эти небольшие картины они писали для небольших домиков и комнаток, которые до сих пор смотрят на маленькие улички и грахтики; ни соборных алтарей, ни дворцовых фресок и полотен; здесь, милый мой, приходилось экономить место и в живописи.

Их называют "малыми мастерами" еще и за то, что вместо "Святых Себастианов" и "Вознесений", "Святых семейств", "Диан" и "Венер" они рисовали мелочи жизни, вроде зарезанной утки, почтенного дядюшки с маминой стороны, крестьянина на сельском празднике, пасущихся коров или баркас в море.

Что касается святых Себастианов, то загляните в голландские соборы: кальвинизм очистил их от всяких украшений - тесаных, резных и написанных, и в соборах пусто, как на разгруженном корабле, вытащенном на песок; скульптура не оправилась от этого удара и по сей день, а живописи пришлось обратиться к земным мотивам. Изгнанная из храмов, она проникла в кухни, в трактиры, в мир мужиков, купцов, теток и благотворительных обществ и обосновалась тут с явным удовлетворением. А что до всех этих Диан и Венер, то им, вероятно, здешний пуританизм пришелся не по вкусу, а быть может, и климат; в этой влажной, ревматической атмосфере обнажаться просто опасно.

Итак, отчасти из-за недостатка места, отчасти в результате реформации возникло голландское искусство- земное, малое и буржуазное. Но это еще не то, что я хотел сказать. Я сказал бы, что голландский живописец писал не стоя, как Тициан, не лазая по лесам, как Микеланджело, а сидя. И потому он мог работать тщательно, с наслаждением вникая в подробности, рассматривая предметы вблизи, интимно, на небольшом расстоянии. Сидя, он мог разместить на столе цветы или рыбу, чашу вина, кисти винограда, раковины, дыни и прочие предметы, ласкающие глаз, и любовно воспроизвести все это на полотне. Поттер[Поттер Пауль (1625-1654); - голландский художник-анималист и пейзажист.] рисовал своего быка, наблюдая за ним снизу, то есть сидя; Вермеер ван Дельфт рисовал свои фигуры в том ракурсе, который фотографы называют Bauchperspeklive[на уровне живота (нем.).], то есть сидя. Броуэр[Броуэр Андриан (1606-1638) - голландский художник, один из основателей школы голландской бытовой живописи.] и Остаде[Остаде Адриан ван (1610-1685)-голландский художник и гравер, мастерски изображал сцены народной жизни.] сидели в сельских корчмах. Ян Стен[Ян Стен (1626-1679)-голландский художник, мастер юмористических жанровых сценок.] сиживал среди сельских кокеток и дамочек. Кейп, усевшись на лоне природы, писал пейзажи. Рейсдаль[Рейсдаль Якоб ван (1628-1682)-крупнейший голландский пейзажист, картины которого проникнуты большой поэтической силой и драматизмом.] сидел дома и писал пейзажи. Только Брейгель Старший[Брейгель Старший Питер (1525-1569)-голландский художник, так же как его сыновья Пигер и Ян. Творчество Брейгеля Старшего является одной из вершин голландской реалистической живописи.] смотрел словно с крыши, - но ведь он был, собственно, бельгиец.

Это искусство сидячих художников для горожандомоседов; городское искусство, которое иногда изобразит и крестьянина, но свысока, с усмешкой оседлых городских купцов. Они любят натюрморты. Они любят жанровые картинки, ведь анекдот-развлечение людей усидчивых. Эти картины написаны не. для галерей, по которым ходят, а для комнат, в которых сидят. Голландское искусство открыло новую сторону жизни, отправившись домой и усевшись.

Мир, где все сидят, спокоен, отличается разговорчивостью и медлительностью; этот интимный, нисколько не торжественный, фамильярный мир любит немножко посплетничать; он замечает вещи, которые лежат совсем близко, чем, собственно, и открывает их; наблюдая вблизи, он любуется ими. Заставьте экзальтированного человека сесть; он мгновенно утратит свой пафос и все свои величественные жесты. Никто не может проповедовать сидя; так можно лишь разговаривать. Голландское искусство, прочно усевшись на соломенный стул, избавило себя и свой мир от жестикуляции и пафоса; оно начало видеть предметы ближе и немного снизу.