Габриэль Маркес - Сборник рассказов

- Открой рот.

- Открой рот.

Дамасо уткнулся подбородком в грудь и качнул головой.

- Это для женщин, - сказал он. - Мы, мужчины, не едим.

Чтобы встать, ему пришлось упереться руками в стол. Когда он смог наконец обрести равновесие, то увидел, что перед ним стоит, скрестив руки, буфетчик.

- Девять восемьдесят, - сказал тот. - Этот монастырь не государственный.

Дамасо отстранил его.

- Педерастов не люблю, - сказал он.

Буфетчик схватил было его за руку, но, взглянув на девушку. отпустил и только сказал вслед:

- Потом поймешь, как много ты потерял.

Дамасо вышел пошатываясь. Таинственный серебристый блеск реки под луной прорезал было в его мозгу светлую щель, но она тут же исчезла. Когда, уже на другом конце городка, Дамасо увидел дверь своей комнаты, он готов был поспорить, что всю дорогу домой прошел во сне. Он потряс головой. Смутное, но сильное чувство подсказало ему, что, начиная с этой секунды, он должен следить за каждым своим движением. Тихонько, чтобы не было скрипа, он толкнул дверь.

Ана проснулась и услышала, что он роется в сундуке. Она повернулась от света карманного фонарика лицом к стене и вдруг поняла, что Дамасо не раздевался. Внезапное озарение словно подбросило ее, и она села в постели. Дамасо со свертком и карманным фонариком стоял около открытого сундука.

Он приложил палец к губам. Ана соскочила с постели.

- Ты с ума сошел, - прошептала она и, подбежав к двери, быстро закрыла ее на засов.

Дамасо сунул фонарик вместе с ножом и остроконечным напильником в карман брюк и со свертком под мышкой двинулся прямо на нее. Ана закрыла дверь спиной.

- Пока я жива, ты отсюда не выйдешь, - вполголоса сказала она.

Дамасо попытался оттолкнуть ее.

- Уйди, - прохрипел он.

Ана вцепилась в косяк обеими руками. Они, не мигая, глядели друг другу в глаза.

- Ты осел, - прошептала Ана. - Бог тебя наградил красивыми глазами, но обделил мозгами.

Дамасо схватил ее за волосы, вывернул руку и заставил нагнуться, процедив сквозь зубы:

- Сказал, уйди!

Ана посмотрела на него сбоку глазом, вывороченным, как у быка под ярмом. На миг ей показалось, что она может вытерпеть любую боль и что она сильнее мужа, но он выворачивал ей руку все дальше и дальше. Наконец она не выдержала, и к ее горлу подступили слезы.

- Ребенка убьешь, - сказала она.

Дамасо схватил ее и перенес на кровать. Едва почувствовав себя свободнее, она прыгнула ему на спину, и, сцепившись, они повалились на постель. Оба задыхались.

- Сейчас закричу, - шепнула Ана ему в ухо. - Пошевелись только, начну кричать.

Дамасо захрапел в глухой ярости и стал бить ее по коленям свертком с шарами. Громко застонав, Ана разжала ноги, но тут же, чтобы не пустить его к двери, крепко обхватила руками и принялась уговаривать.

- Честное слово, сама отнесу их завтра, - говорила Ана. - Беременную меня все равно не посадят.

Дамасо вырвался.

- Тебя все увидят, - сказала Ана. - Сегодня светло, полная луна - ты, дурак, даже этого понять не можешь.

Она попыталась снова удержать его, не дать ему вынуть засов из двери, а потом, зажмурив глаза, замолотила по его лицу и шее кулаками, почти крича:

- Зверь, зверь!

Дамасо попытался защититься, и тогда она, ухватившись за деревянный засов, большой и тяжелый, вырвала его из рук Дамасо и замахнулась, целясь ему в голову. Дамасо увернулся, и удар пришелся по его плечу; кость зазвенела, как стекло.

- Шлюха! - взвыл он.

Он уже не думал о том, что не надо поднимать шума. Он ударил Ану наотмашь кулаком по уху и услышал глубокий стон и тяжелый удар тела о стену, но даже не взглянул на нее и вышел из комнаты. Дверь осталась открытой.

Оглушенная болью, Ана лежала на полу и ждала: вот-вот что-то случится у нее в животе. Из-за стены ее окликнули глухим, замогильным голосом. Она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Потом поднялась на ноги и оделась. Ей не пришло в голову, как не пришло в голову и в тот раз, когда он уходил за шарами, что Дамасо еще ждет за дверью, понимая, что план его никуда не годится, и надеясь, что она закричит или побежит за ним, чтобы его удержать. Ана повторила ту же свою ошибку: вместо того чтобы броситься догонять мужа, она обулась, закрыла дверь и села на кровать ждать его.

Только тогда, когда дверь закрылась, Дамасо понял, что путь к отступлению отрезан. До конца улицы его провожал лай собак, но потом наступило какое-то призрачное молчание. Он шел по мостовой, стараясь уйти от звука собственных шагов, казавшихся такими чужими и громкими в тишине спящего городка. Пока он не очутился на пустыре перед ветхой дверью бильярдной, никаких мер предосторожности он не принимал.