— Вот видите, людям явно нечем кусаться — не хватает зубов.
Вскользь он упомянул о том, что экран телевизора всегда перед глазами пациента.
— Небольшой эксперимент, который, как я считаю, удался. А по-вашему?
Я отбарабанил свой текст:
— Великолепно отвлекает. Мысли уносятся куда-то вдаль. И даже экран без изображения волнует, не знаю почему, но волнует…
Шербаум интересовался решительно всем, стало быть, и функцией телевизора, успокаивающей и отвлекающей пациентов во время лечения. Потом он захотел узнать, как работали прежде.
— Я имею в виду обезболивание и тому подобное…
Я побоялся, что услышу дежурную историю о ШаритЕ — как четыре дюжих мужчины держат одного больного, — но зубной врач набросал вместо этого четкую и ясную картину развития зубоврачебного дела за последние пятьдесят лет и закончил не без иронии:
— Современная медицина в противоположность политике может продемонстрировать и успехи, которые недвусмысленно доказывают: прогресс и впрямь существует, если только строго и неуклонно придерживаться выводов естественных наук и результатов эмпирических исследований. Однако любая спекуляция, которая выходит за пределы возможностей естествознания — и тут я должен признать, что пределы эти весьма ограничены, — неизбежно ведет, нет, заводит в дебри идеологической мистификации или — как мы это называем — ошибочных диагнозов. Только если политика, подобно медицине, ограничит свою задачу глобальной профилактикой…
Шербаум сказал:
— Вы правы. Я об этом тоже думал. Вот почему я и намерен сжечь свою собаку в публичном месте.
(Так, стало быть, можно заставить его замолчать. Он даже не покашлял, не пробормотал: «Гм-гм». В кабинете всего три человека, и в каждой голове роем проносятся мысли: Как он поступит теперь? Как я поступлю, если он? Как поступит он, если я ему? Что сделаю я, если он мне? Что я сделаю, если они оба? Что там жужжит? Только бунзеновская горелка по-прежнему настойчиво гудела на одной и той же ноте. Сейчас! Сейчас!)
— Кстати, мне кажется, нет, я уверен, что ваши передние зубы… Скажите-ка: маргаритка… Да-да. Конечно. В детстве вы кусали губы? Я хочу сказать: захватывали передними зубами нижнюю губу?.. Ведь у вас дистальный прикус… Разрешите.
С этих пор я вижу Шербаума в зубоврачебном кресле фирмы «Риттер».
— За это надо будет платить?
До чего подкупающе умеет смеяться мой зубной врач.
— Для сторонников естественных наук бывают исключения: иногда их лечат бесплатно.
Шербаум все же чем-то похож на меня.
— Только не делайте больно.
Дантист ответил так, будто зубоврачебной практикой занимается не он, а сам господь бог в застегнутом доверху белом халате и в парусиновых бахилах:
— Делать больно — не моя профессия.
А как он нагнулся над ним. Как осветил лампочкой его полость рта. И как мой Филипп послушно произнес долгое «А-а». (Мне надо было бы попросить врача включить телевизор: «Вы не возражаете, если я посмотрю немного западноберлинские «Вечерние известия», а потом рекламу?»)
— Вам следовало бы показаться мне еще ребенком с молочными зубами.
— Разве все обстоит так худо?
— Нуда, нуда. Сейчас мы сделаем ни к чему не обязывающий снимок. И тогда посмотрим.
Зубной врач и его помощница, которую он вызвал звонком, сделали рентгеновские снимки всех зубов Шербаума. Портативный рентгеновский аппарат «Риттер» пять раз прожжужал, когда врач нацеливал его на нижнюю челюсть Шербаума, а потом прожжужал шесть раз — столько снимков верхней челюсти было сделано. И каждый снимок регистрировался. Как и в случае со мной, зубной врач зафиксировал на одной пластинке четыре нижних резца Шербаума — второй, первый, первый, второй.
— Ну как? Было больно?
Оставить большие поля для дополнений, которые позже вычеркнуть. Отмечать галочками воспоминания. Пройти вторично, на сей раз при моросящем дождике, по променаду вдоль Рейна к Андернаху — крестный путь, этап за этапом. А не то взять лист седьмой:
«…фон Дёрнберг показывает, что подсудимый требовал от него противозаконной акции — приводить в исполнение смертные приговоры не путем расстрела, как предписано Военно-уголовным кодексом, а через повешение, причем подсудимый будто бы заявил, что в районе дислокации 18-й армии и армейской группы «Нарва» (Грассер) приговоренных к смерти уже вешают…» Может быть, все же назвать Шёрнера, поскольку речь идет о Шёрнере. «…Подсудимый приказывал, чтоб вешали перед фронтовыми командными пунктами, перед домами для солдат, получивших увольнительные, или на узловых железнодорожных станциях. Он велел также, чтобы к повешенным прикрепляли дощечки с надписями, например: «Я — дезертир»…»
Читать дальше