Джон Чивер - Скандал в семействе Уопшотов

Мелиса заказала несколько роз; миссис Кранмер передала ее заказ кому-то в задней комнате и сказала:

- Через минуту, будет готово.

Зазвонил колокольчик, и вошел еще один покупатель - туповатый на вид мужчина с белой пластмассовой кнопкой в правом ухе, соединенной электрическим проводом с его жилетом. Он говорил запинаясь.

- Мне нужно что-нибудь для усопшей, - сказал он.

Миссис Кранмер дипломатично попыталась наводящими вопросами выяснить, какое отношение он имел к покойной... Подойдет ли покрывало из цветов, долларов за сорок, или что-нибудь подешевле? Он с готовностью отвечал, но только на прямые вопросы. Покойница была его сестрой. Ее дети все поразъехались.

- Ближе меня, наверно, у нее никого не осталось, - растерянно сказал он.

И Мелису, дожидавшуюся роз, охватило предчувствие смерти. Она должна умереть... О ней будут вот так же говорить в каком-нибудь цветочном магазине, и она навсегда закроет глаза и больше не увидит мира, в котором так красиво и который она так любит. В ее воображении промелькнул избитый и мучительный образ: жизнь - это развлечение, это праздник, а какая-то тайная полиция уничтожения заставляет ее покинуть этот праздник в самый разгар музыки и танцев. Не хочу покидать этот мир, подумала Мелиса. И никогда не захочу его покинуть. Миссис Кранмер подала Мелисе розы, и она поехала домой.

12

К открытому кинотеатру для автомобилистов под названием "Лунный свет" примыкала отличная площадка для гольфа и великолепный скетинг-ринк. Сам "Лунный свет" представлял собой огромный амфитеатр, где выстраивались тысячи машин с потушенными огнями, образуя своего рода древнюю арену, раскинувшуюся под сенью ночи. Сквозь грохот скетинг-ринка и шум, доносившийся от экрана, можно было расслышать - где-то высоко в воздухе и так похоже на бурлящее море, что слепой впал бы в заблуждение, - можно было расслышать шум движения по большой Северной скоростной магистрали, она ведет на юг от Монреаля до Шенандоа, и ее великолепно спроектированная лента с развязками типа клеверного листка пожрала зеленые спортивные площадки, розарии, коровники, фермы, луга, ручьи с форелью, леса, усадьбы и церкви золотых былых времен. Те, кто ехал по этому шоссе, останавливались поесть в веренице совершенно одинаковых ресторанов, где стенная роспись, писсуары, меню и автоматы по продаже изображений святых тоже были совершенно одинаковы. Трогательной стороной этой осенней ночи, полной дорожных опасностей, было то, что столь многие автомобилисты молились об особом покровительстве милостивого святого Христофора и о благословении святой девы.

Подъездная дорога (подъездная дорога N_307) отходила от Северной скоростной магистрали к кинотеатру "Лунный свет", а там было все, что может понадобиться человеку: средства для быстрой езды, пища, возможность заняться спортом (площадка для гольфа), а в темных машинах амфитеатра место для свершения весенних или, в данном случае, осенних обрядов. Была осенняя ночь, и в воздухе пахло пыльцой и увяданием. Эмиль сидел на заднем сиденье с Луизой Мекер. Чарли Патни, его лучший друг, сидел впереди с Дорис Пирс. Все они пили виски из бумажных стаканчиков и все были более или менее раздеты. На экране какая-то женщина восклицала: "Я хочу надеть на себя невинность, как новое светлое платье. Я хочу снова почувствовать себя чистой!" Потом она хлопнула дверью.

Эмиль гордился своей кожей, но упоминание о чистоте пробудило в нем сомнения и дурные предчувствия. Он покраснел. Такие поездки были для его поколения в порядке вещей, и если бы он не участвовал в них, то приобрел бы репутацию ломаки и маменькиного сынка. Четверо мальчишек, его одноклассники по средней школе, были арестованы за продажу порнографических открыток и героина. Они предлагали свой товар и ему, но мысль об употреблении наркотиков и рассматривании непристойных открыток была ему противна. Если он сидел раздетый на заднем сиденье автомобиля, то только потому, что музыка, под которую он танцевал, и фильмы, которые он смотрел, все меньше и меньше касались человеческих чувств, все больше и больше - неприкрытой чувственности, как будто бы розарии и спортивные площадки, похороненные под автострадой, наслаждались мщением. О чем думает сторож при шлагбауме, стоя в лучах осеннего солнца? Почему у почтмейстера такой мечтательный вид? Почему судья, председательствующий на сессии, беспокойно ерзает? Почему таксист хмурится и вздыхает? О чем думает чистильщик сапог, глядя на дождь? Что омрачает душу и мучает тело водителя грузовика на скоростной магистрали? Какие мысли проносятся в голове у старика садовника, опрыскивающего кусты роз, у гаражного механика, лежащего на спине под "бьюиком", у праздного адвоката, у моряка, ожидающего, пока рассеется туман, у пьяницы, у солдата? Было время сладострастия, а Эмиль был сыном своего времени.