Лоренс Даррелл - Мой брат Ларри

Одно из самых замечательных, на мой взгляд, свойств Ларри - самоирония. После войны я приехал к нему на Кипр, где он возглавлял информационное агентство. Как раз тогда достраивалось новое здание для этого агентства, и Ларри с глубочайшим интересом следил за ходом строительства. Когда наступил торжественный день и долгожданный переезд наконец состоялся, я зашел посмотреть, как Ларри устроился на новом месте. Он сидел в необъятном зале за столом размером с бильярдный и просматривал почту. Вид у него был чрезвычайно внушительный - настоящий финансовый магнат. Распечатав очередной конверт, он тяжело вздохнул и сказал: "Прибыль от последнего моего сборника составляет пять фунтов одиннадцать с половиной шиллингов. Надо следить за этим, не то и оглянуться не успеешь, как дойдет до шести". Моя первая книжка вышла одновременно с книгой Ларри и в том же издательстве. Во всех воскресных газетах напечатали анонс с громким заголовком: "Головокружительный взлет братьев Даррелл". Я показал газету Ларри - он внимательно прочел объявление и бросил на меня торжествующий взгляд: "Поздравляю. Мы выступаем с цирковым номером: парим над ареной на высоте 300 футов в обтягивающих трико с блестками. Ты срываешься в воздушную бездну, а я, повиснув на трапеции вниз головой, пытаюсь сфокусировать взгляд, чтобы успеть схватить тебя за ноги на лету".

Он владеет тем же искусством, что и Уайльд, Сидни Смит и другие выдающиеся мастера устного жанра: взяв самое рядовое событие, превратить его при помощи умелой отделки, неожиданного ракурса и горстки сравнений в нечто такое, отчего слушатели буквально умирают со смеху. Перед выходом в свет очередного тома "Александрийского квартета" Ларри говорил, что планирует следующую рекламную акцию: наша мама, облаченная в бикини из шкуры леопарда, выедет на Трафальгарскую площадь верхом на верблюде - комизм рассказа достигал такого накала, что под конец вам казалось, будто все это происходит на самом деле и у вас на глазах.

У меня была секретарша, которая панически боялась встречи с Ларри, хотя я изо всех сил убеждал ее, что он не людоед. Настал день рокового свидания. Я знал, что беспокоиться нечего - девушка была исключительно хороша собой: зеленоглазая, с каштановыми волосами и кожей цвета персика со сливками. Ларри хватило одного взгляда: он немедленно включил обаяние на 50 миллтонов вольт и принялся уверять ее, что Тициан переворачивается в гробу из-за того, что лишен возможности написать ее портрет. Два часа напролет Ларри занимался только ею, попутно вливая в себя неимоверное количество моего вина. Когда он наконец ушел, я сказал: "Ну что, все оказалось не так уж страшно?" - "Еще бы, восторженно воскликнула она, - нисколько не страшно, только... он всегда такой трехмерный?"

Очень точную, на мой взгляд, характеристику его ораторского мастерства дала одна юная дама, которая однажды, когда Ларри гостил у нас на Рождество, три часа просидела у его ног, завороженно слушая его разглагольствования. Я потом спросил у нее, о чем он говорил, и из ее ответа вы поймете, какой колдовской силой обладают речи Ларри.

"Понятия не имею, о чем он говорил, - сказала она, - но готова слушать его часами".