Мопассан Де: Иветта

Она пристально посмотрела на него:

- Вы хотите сказать, что это...

Он замялся, но потом собрался с духом:

- Авантюрист, мамзель.

- Благодарю вас. И шевалье Вальреали не лучше, верно?

- Ваша правда, мамзель.

- А господин де Бельвинь?

- Это другое дело. Это человек из общества.., провинциального.., человек почтенный.., до известных пределов.., только несколько потрепанный беспутной жизнью.

- А вы?

Он ответил, не задумываясь:

- Я то, что называется, повеса, отпрыск хорошей семьи, обладал умом, но растратил его в остротах, обладал здоровьем, но потерял его в кутежах, обладал даже способностями, но промотал их в безделье. И осталось мне всего-навсего порядочно денег, приличный житейский опыт, полнейшее отсутствие предрассудков, глубочайшее презрение к людям, включая и женщин, чувство абсолютной бесполезности всех своих поступков и широкая терпимость ко всеобщей подлости. Однако временами у меня бывают проблески искренности, в чем вы убедились сейчас, и к тому же я способен питать нежные чувства, в чем вы могли бы убедиться. Весь, как есть, со всеми достоинствами и недостатками, морально и физически я в вашем распоряжении, мамзель, и прошу располагать мною, как вам заблагорассудится. Вот и все.

Она не смеялась; она слушала, вникая в слова и недомолвки.

- А что вы думаете о графине де Ламми? - продолжала она спрашивать. Он возразил поспешно:

- Разрешите мне умолчать о женщинах.

- Обо всех?

- Обо всех.

- Значит, вы очень дурного мнения.., о каждой. Ну вспомните, может быть, есть исключения?

Он ухмыльнулся, приняв привычный ему наглый вид, и с бесцеремонной дерзостью, которая была его силой, его оружием, бросил в ответ:

- Присутствующие всегда исключение. Она слегка покраснела, но спросила вполне спокойно:

- Так скажите, что вы думаете обо мне.

- Вам так угодно? Извольте. Я думаю, что вы особа весьма рассудительная, весьма практичная или, если предпочитаете, наделенная большим практическим умом, умеющая ловко маскировать свою игру, водить людей за нос, скрывать свои замыслы, расставлять сети и терпеливо ждать.., развязки.

- Все? - спросила она. - Все.

Она произнесла серьезно и внушительно:

- Я заставлю вас переменить мнение, Мюскад. И тут же подошла к матери, которая прогуливалась неторопливой, небрежной поступью, склонив голову, так ходят люди, когда вполголоса ведут интимную и задушевную беседу. Кончиком зонта маркиза чертила на песке какие-то фигуры, быть может, буквы, и, не глядя на Саваля, но, опираясь на его руку, прижимаясь к нему, говорила медленно и пространно. Иветта внезапно взглянула на мать в упор, и подозрение, такое смутное, что она не сумела бы назвать его, скорее впечатление, чем догадка, пронеслось у нее в мозгу, как пробегает по земле тень облака, гонимого ветром. Колокольчик прозвонил к завтраку. За столом все были молчаливы и даже угрюмы. Как говорится, в воздухе пахло грозой. Большие неподвижные тучи, казалось, притаились у черты горизонта, безмолвные и грузные, но насыщенные электричеством.

Как только кофе был выпит на террасе, маркиза спросила:

- Ну что ж, душенька, сегодня ты опять пойдешь гулять с твоим приятелем Сервиньи? В такую погоду очень приятно освежиться под деревьями.

Иветта украдкой бросила на нее мимолетный взгляд.

- Нет, мама, сегодня я никуда не пойду. Маркиза была явно раздосадована и попыталась настаивать:

- Пойди погуляй, детка, тебе это полезно. Но Иветта возразила резким тоном:

- Нет, мама, сегодня я останусь дома, а почему - ты знаешь сама, ведь я же тебе сказала в тот вечер.

Маркиза успела позабыть обо всем, ей хотелось лишь остаться наедине с Савалем. Она покраснела, смутилась и, беспокоясь только о себе, не зная, как получить свободу на час-другой, пролепетала:

- Ах да, верно, ты права, как я об этом не подумала!

Иветта взялась за рукоделие, которое сама прозвала "общественным спасением", потому что занималась им раз пять-шесть в год, в дни полного затишья, и расположилась на скамеечке подле матери, меж тем как мужчины, сидя верхом на складных стульях, курили сигары.

Часы текли в ленивой болтовне, то и дело замиравшей. Маркиза нервничала, бросала на Саваля отчаянные взгляды, искала повода и способа удалить дочь. Наконец, поняв, что это не удастся, и, не придумав удачной уловки, она обратилась к Сервиньи:

- Знаете, дорогой герцог, я не отпущу вас сегодня вечером. Мы поедем утром завтракать в ресторан "Фурнез" в Шату.

Он понял, усмехнулся и поклонился.