Мопассан Де: Малышка Рок

Ги ДЕ МОПАССАН

МАЛЫШКА РОК

Глава 1

Почтальон Медерик Ромпель, которого местные жители звали просто Медерик, вышел из почтовой конторы Роюи-ле-Тор в обычное время. Крупным шагом старого солдата он прошел городишко, напрямик, через Виломские луга, добрался до берега Брендий и направился вниз по течению к деревне Карвелен - там начинался его участок.

Он размашисто шагал вдоль бурливой, стремительной речки, с журчанием бежавшей под сенью ив по узкому, заросшему травой руслу. Там, где ее перегораживали валуны, вода вздувалась вокруг них, словно воротник с галстуком-бабочкой из пены. Иногда в таких местах возникали настоящие, хотя маленькие и незаметные водопады, шумно, ворчливо, но беззлобно рокотавшие под зеленой кровлей из листвы и ветвей, а дальше берега расступались, образуя тихие заводи, и в глубине, среди перепутанных, как космы, водорослей, которыми обычно затягивается дно неторопливых ручьев, резвились форели.

Медерик шел, не глядя по сторонам и думая о своем: "Сперва к Пуавронам, потому как есть письмо и господину Ренарде. Значит, иду через рощу".

В синей блузе, подпоясанной черным кожаным ремнем, он привычно и быстро двигался мимо шеренги зеленых ив, взмахивая в такт шагам своей палкой - толстым суком остролиста.

Почтальон перебрался через Брендий по стволу дерева, поваленного так, что вершина легла на другой берег; перила на этом мосту заменяла веревка, натянутая на двух вбитых в землю кольях.

В роще Ренарде, карвеленского мэра и самого крупного тамошнего землевладельца, росли огромные старые, прямые, как колонны, деревья, и ее гигантские зеленые своды тянулись на добрых полмили по левому берегу речки, служившему ей границей. У воды, на солнце, вымахал высокий кустарник, но под самими деревьями рос только мох, густой, пышный мягкий мох, источавший в неподвижный воздух запах прели и валежника.

Медерик замедлил шаг, снял черное кепи с красным галуном и утер лоб: хотя не было еще восьми утра, в поле уже припекало.

Он надел кепи и с прежней быстротой зашагал дальше, как вдруг заметил под деревом ножичек, маленький детский ножичек. Нагнувшись за ним, почтальон обнаружил наперсток и шагах в двух поодаль - игольник.

Подобрав вещи, Ромпель решил: "Снесу-ка их господину мэру", - и опять пустился в путь, но уже глядя в оба, чтобы чего-нибудь не прозевать.

Внезапно он отпрянул, словно налетев на шлагбаум: в нескольких метрах от него на мху простерлось обнаженное детское тело. Это была девочка лет двенадцати. Она лежала на спине, разметав руки и раскинув ноги; лицо ее прикрывал носовой платок, на ляжках запеклись кайли крови.

Вытаращив глаза, Медерик подобрался к ней на цыпочках, словно ему грозила опасность.

Что это? Неужели спит? Но он тут же сообразил, что никому не придет в голову спать нагишом в половине восьмого утра под деревьями, где всегда сыровато. Выходит, она мертва и здесь преступление! При этой догадке по спине у него побежали мурашки, даром что он был старый солдат. Он не верил своим глазам: убийство, да еще ребенка, случалось в их краях крайне редко. К тому же ран не видно, только ноги чуть запачканы кровью. Как же ее убили?

. Медерик подошел вплотную, оперся на палку и присмотрелся к девочке. Конечно, он ее знает, как каждого в округе, но пойди угадай, кто она, когда лица не видать! Он уже нагнулся и протянул руку к платку, но его удержала неожиданная мысль.

Вправе ли он менять положение трупа до прибытия судебных властей? Правосудие казалось ему чем-то вроде генерала, от которого ничто не ускользает, которому оторванная пуговица говорит не меньше, чем ножевая рана в живот. А вдруг под платком таится главная улика? Это же вещественное доказательство, и оно может утратить силу от неловкого прикосновения.

Он выпрямился с намерением бежать к мэру, но тут его остановила другая мысль. Если девочка жива, ее нельзя оставлять одну в таком состоянии. Он осторожно опустился на колени, на всякий случай - подальше от тела, и притронулся к ноге. Она уже окоченела: ее сковал тот леденящий холод, которым так страшит нас мертвая плоть и который исключает всякие сомнения. Позже письмоносец рассказывал, что при этом ощущении все в нем перевернулось и во рту у него пересохло. Он вскочил и бросился через рощу к дому Ренарде.

Он бежал, как на учении: наклонив голову, сжав кулаки; палка торчала у него под мышкой, кожаная сумка с письмами и газетами мерно била его по боку.