Чарльз Диккенс - Холодный дом (главы XXXI-LXVII)

Затем он возвращается и с аппетитом обедает; а после того как он успел немного подремать, его приглашают в гостиную. В последние дни сэр Лестер вызывал его к себе туда каждый вечер и спрашивал, не может ли он сообщить что-нибудь новое. Изнемогающий кузен (чуть совсем не изнемогший на похоронах) и Волюмния тоже сидят в гостиной.

Мистер Баккет кланяется всем троим поочередно, но - по-разному. Сэру Лестеру - поклон почтительный; Волюмнии - поклон галантный; изнемогающему кузену - поклон старого знакомого, небрежно дающий понять, что "ты, мол, братец, известный повеса, из золотой молодежи; ты меня знаешь, и я тебя знаю". Продемонстрировав этими тонкими оттенками свой такт, мистер Баккет потирает руки.

- Нет ли у вас чего-нибудь нового, инспектор? - спрашивает сэр Лестер. - Вы бы не хотели побеседовать со мною наедине?

- Побеседовать... нет, не сегодня, сэр Лестер Дедлок, баронет.

- Не забудьте, - продолжает сэр Лестер, - что мое время целиком в вашем распоряжении, ибо я стремлюсь восстановить попранное величие закона.

Мистер Баккет, кашлянув, устремляет взор на Волюмнию, нарумяненную и в жемчужном ожерелье, словно желая почтительно заметить: "А ты еще очень недурна собой. В твоем возрасте многие дамочки, право же, выглядят гораздо хуже".

Очаровательная Волюмния, возможно, подозревает о смягчающем влиянии своих прелестей и, перестав писать какие-то треугольные записки, мечтательно поправляет жемчужное ожерелье. Мистер Баккет мысленно подсчитывает, сколько может стоить это драгоценное украшение, и решает, что Волюмния сейчас, вероятно, сочиняет стихи.

- Если я еще не просил вас, инспектор, - продолжает сэр Лестер, - не просил самым настоятельным образом проявить все ваше мастерство при расследовании этого зверского преступления, то я немедленно воспользуюсь случаем исправить оплошность, которую я, быть может, сделал. Не думайте о затратах. Я готов взять на себя все расходы. Только добейтесь цели, а тратить можете сколько угодно, - я без колебаний оплачу все ваши издержки.

В ответ на эту щедрость мистер Баккет снова отвесил сэру Лестеру почтительный поклон.

- Как и следовало ожидать, - добавляет сэр Лестер с горячностью возмущенного человека, - ко мне еще не вернулось душевное спокойствие, нарушенное в тот день, когда произошло это страшное событие. Да и вряд ли я когда-нибудь успокоюсь. Но сегодня, после того как мне пришлось подвергнуться тяжкому испытанию - предать земле останки верного, усердного и приверженного мне человека, - я негодую.

Голос у сэра Лестера дрожит, его седые волосы топорщатся на голове. На глазах у него слезы; лучшая часть его существа в смятении.

- Я заявляю, - продолжает он, - я торжественно заявляю, что, пока преступника не найдут и не покарают по закону, я буду считать, что имя мое запятнано. Джентльмен, посвятивший мне значительную часть своей жизни, джентльмен, посвятивший мне последний день своей жизни, джентльмен, постоянно сидевший за моим столом и спавший под моим кровом, уходит из моего дома к себе, и спустя час после того, как он покинул мой дом, его убивают. Быть может, за ним шли по пятам от самого моего дома, следили, пока он был в моем доме, и даже наметили его жертвой именно потому, что он был связан с моим домом, - кто знает, а вдруг его связь с моим домом как раз и вызвала предположение, что он владеет более крупным состоянием и вообще более важное лицо, чем могло бы показаться по его скромному образу жизни. Если я, с моими средствами, моим влиянием, моим общественным положением, не смогу обнаружить и уличить виновников столь страшного злодеяния, я погрешу против уважения к памяти этого джентльмена и моей верности тому, кто был всегда верен мне.

Пока он с глубоким волнением и искренностью произносит эту декларацию, оглядывая комнату с таким видом, словно обращается к большому обществу, мистер Баккет смотрит на него внимательно и серьезно, и в этом взгляде, как ни дерзко подобное предположение, - быть может, есть доля сострадания.

- Сегодняшняя погребальная церемония, - продолжает сэр Лестер, наглядно показала, каким уважением пользовался мой покойный друг, - он делает ударение на последнем слове, ибо смерть уравнивает сильных мира сего и малых сих, - каким уважением пользовался мой покойный друг среди цвета наших соотечественников, а мое присутствие на этой церемонии, как я уже говорил, растравило рану, нанесенную мне этим тягчайшим и дерзновенным преступлением. Если бы его совершил даже мой родной брат, я бы его не пощадил.