Чарльз Диккенс - Письма 1855-1870

Кукольная портниха неизмеримо лучше, чем раньше. Мне кажется, теперь она получится прекрасно. Причудливая острота не без привлекательности - вот что мне нужно.

Искренне Ваш.

144

ЭДМУНДУ ОЛЛИЕРУ

Редакция журнала "Круглый год",

март 1864 г.

...Я хотел бы, чтобы статья "Клубы для рабочих" была связана с "Бедняком и его пивом" в Э 1 и основывалась на том же принципе, что и последняя.

Далее, необходимо подчеркнуть, что в основе всех общественных учреждений лежит доверие и что доверять человеку, как представителю группы людей, - значит поставить его в рамки здоровых ограничений общественного мнения, а это гораздо лучше, чем превращать его в младенца.

Далее, следует указать, что отказ от пива в одном клубе, от табака в другом, от танцев и еще чего-нибудь в третьем свидетельствует о том, что клубы эти основаны на простых капризах, и потому не могут ни апеллировать к человеческой природе вообще, ни рассчитывать на продолжительное существование.

Далее, нужно настаивать на том, что попечительство - проклятие и бич всех подобных начинаний, и внушать рабочим, что они должны учреждать клубы и управлять ими самостоятельно. Следует задать им вопрос, не могут ли они выказать свое отвращение к пьянству и решимость искоренить его каким-либо более действенным способом, нежели бессмысленным исключением пьяниц из числа членов клуба.

Далее, необходимо, чтобы они заявили самим себе и своим товарищам-рабочим, что им и их семьям нужно отдыхать и развлекаться совместно, что клубы преследуют эту похвальную и необходимую цель и не нуждаются в пышной рекламе и претензиях на образовательные цели. Пусть они не боятся и не стыдятся того, что хотят приятно и весело проводить время...

145

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Гайд-парк-гарденс, Глостер-плейс, 57,

вторник, 29 марта 1864 г.

Дорогой Форстер,

Я собирался написать Вам вчера вечером, но, чтобы освободить Уилса, мне пришлось перед сном прочитать книгу Фицджеральда *. В противном случае я не мог бы решить, принять ли его предложение.

Милый друг, среда 6-го - день обеда в пользу пенсионного общества типографов. А разве несчастный председатель может позволить себе личную радость в день столь мрачной церемонии?!

Но давайте назначим другой день - у Вас или у меня. Хотя бы у меня. Я посоветуюсь с Мэри и с Джорджиной (а также с Гольдсмидом и с Лондонским университетом - это вдруг пришло мне в голову), и кто-нибудь из них сегодня вечером напишет миссис Форстер письмо, предложив ей на выбор один из ближайших дней.

Что касается книги об Элиоте *, то, как я Вам говорил, я прочитал ее с необыкновенным интересом и величайшим восхищением. Я считаю ее самой честной, одухотворенной, внимательной, достоверной и блестящей из всех существующих биографий. Она написана с поразительной тщательностью, законченностью и мастерством, и в ней особенно заметно, что благородство человека и благородство книги, рассказывающей об этом человеке, все время оттеняют и дополняют друг друга. Именно это качество всегда восхищало меня в биографии Гольдсмита, но здесь оно бросается в глаза еще больше. Качество это требует сочувствия к предмету изображения, осведомленности и трактовки предмета в его же собственном духе. Ваша книга дает возможность проникнуться духом времени и понять его, что уже само по себе интересно. Кроме того, она, по моему глубочайшему убеждению, делает честь литературе. Она заставляет забыть о множестве достойных сожаления событий и вновь внушает человеку бодрость. Восторг Бульвера меня ничуть не удивляет. Я был совершенно уверен в успехе книги уже после прочтения первого тома и с такой же уверенностью и душевным подъемом закончил второй. Написать подобную книгу мог лишь человек не менее искренний, чем сам Элиот, и я беру на себя смелость утверждать, что этого никогда бы не смог сделать никто, кроме человека, который, подобно Элиоту, самой природой был предназначен для выполнения своего труда.

Я должен отказаться от субботы в Гастингсе. Я колебался и раздумывал, раздумывал и колебался, но, если я устрою себе такие каникулы, я должен иметь в запасе один день, а в эту критическую минуту у меня его нет. Потерять хотя бы одну страницу из тех пяти номеров, которые я решил подготовить ко дню выпуска, значило бы не выполнить намеченного. Я теперь редко бываю доволен, я пишу очень медленно, и у меня так много тем для размышления - кроме литературы, - о которых _нужно_ размышлять, когда я этого не хочу, что я вынужден прилагать гораздо больше стараний, чем раньше.