Я только что вернулся домой после чтений в Рединге, Шерборне, Дорсетшире и Брэдфорде в Йоркшире. Что за аудитория! А ведь на последнем чтении сидело три тысячи семьсот слушателей, и, если бы не смех и аплодисменты, все они сошли бы за одного.
Меня огорчает то, что война так завладела мыслями англичан. Все прочие заботы и интересы померкли перед ней. Боюсь, нет никаких сомнений в том, что пройдут годы, прежде чем можно будет заикнуться о каких-нибудь внутренних реформах; каждый ничтожный рутинер грозно замахивается войной на всякого, кто пытается противиться его махинациям, и любой вопрос, связанный с ней, раздувается до таких несусветных размеров, что каким бы необходимым и полезным дело ни было само по себе, оно становится смешным.
При всем этом, на мой взгляд, нет ни малейшего сомнения в том, что Россию нужно остановить и что война была неизбежна ради будущего спокойствия мира *. Недавно герцог Ньюкаслский обратился с частным письмом к газетам, заклиная их соблюдать большую осторожность в сообщениях "наших собственных корреспондентов", по словам лорда Раглана *, безвозмездно дающих русскому императору информацию, которая иначе обходилась бы ему (если бы ему вообще удалось получить ее) примерно в пятьдесят - сто тысяч фунтов в год.
Заявление это, как мне кажется, не возымело особого действия. Что до меня, то я нисколько не сомневаюсь в том, что наше правительство - это самое злополучное правительство, какое только можно себе вообразить, что от него никто (кроме некоторых чиновников) не ждет ни малейшего толку и что тем не менее заменить его абсолютно некем. Пожалуй, это самое поразительное последствие избирательных реформ, укоренившееся у нас, несмотря на возросшее общественное сознание.
Позвольте рекомендовать Вам, как собрату-читателю высокой требовательности, две комедии, обе они написаны Гольдсмитом: "Унижение паче гордости" * и "Добродушный человек". И та и другая восхитительны и так прелестно написаны, что их читаешь с наслаждением. Мой друг Форстер, написавший "Жизнь Гольдсмита", около года назад серьезно занемог и как-то вечером, когда я сидел у его постели, попросил меня почитать ему "что-нибудь гольдсмитовское". Мне попалось "Унижение паче гордости", и пьеса доставила нам такое огромное удовольствие, что, мне кажется, уже на первой странице он почувствовал себя лучше, а к пятому акту был совершенно здоров.
Я в восторге от Вашего рассказа о Холдимэнде *, кланяйтесь ему от меня. Скажите ему, что дочь Сиднея Смита * на свои средства напечатала биографию отца, его избранные письма. Книга получилась очень удачная и во многом представляет его точно таким, каков он был в жизни. Я настойчиво убеждал леди Холланд * опубликовать ее, и, кажется, она выйдет примерно в марте.
Мой старший сын вернулся из Германии, главным образом (как мне кажется) для того, чтобы изучить деловую жизнь Бирмингема. Вся девятка здорова и счастлива, так же как миссис Диккенс и Джорджина. Обе мои дочери полны интереса к Вашим, а одна из них (кажется, я говорил Вам об этом, когда был на Елисейских полях) удивительно похожа лицом на одну из Ваших. Сейчас все они в страшном волнении из-за большой пьесы-сказки, которая будет идти у нас в ближайший понедельник. В доме негде повернуться от блесток, газа, евреев-костюмеров и театральных плотников. Передайте наш общий нежный и сердечный привет дорогой миссис Сэржа и Вашим прелестным дочерям.
Всегда думающий о Вас, мой дорогой Сэржа, и сердечно любящий Вас
Ваш преданный друг.
2
АРТУРУ РИЛАНДУ
Тэвисток-хаус,
понедельник, 29 января 1855 г.
Мой дорогой мистер Риланд,
Я все еще пребываю в величайшем недоумении и никак не могу решить, что читать в Бирмингеме. Боюсь, что в будущем месяце осуществить нашу идею не удастся; какой же из двух приемлемых для меня месяцев предпочтительнее для Ваших бирмингемских намерений - май или декабрь?
Коль скоро я уже прочел в Бирмингеме две свои рождественские повести, я предпочел бы выбраться из этих теснин и выйти в открытое море какой-нибудь из моих больших книг. Я внимательно просмотрел "Копперфилда" (которого люблю больше всех своих книг), имея в виду подготовить для чтения рассказ, который назывался бы, скажем, "Хозяйство молодоженов и крошка Эмили". Но здесь остается еще одна огромная трудность. Дело в том, что в самой книге, стоившей мне неимоверных трудов, все события так переплелись между собой и так тесно слиты воедино, что я никак не могу выделить какие-нибудь из них из общего повествования и рассказать в течение положенного времени о том, как Пеготти искал свою племянницу, или же историю жизни Дэвида с Дорой. Если бы мне удалось этого добиться, получился бы чудесный рассказ, весьма увлекательный и вполне законченный.
Читать дальше