Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I-XXX)

Апартаменты, которые оставил для себя мистер Домби, сообщались с холлом и состояли из гостиной, библиотеки (которая была, в сущности, туалетной комнатой, так что запах атласной и веленевой бумаги, сафьяна и юфти состязался здесь с запахом многочисленных пар башмаков) и оранжереи, или маленького застекленного будуара, откуда видны были упоминавшиеся выше деревья и - иной раз - крадущаяся кошка. Эти три комнаты были расположены одна за другой. По утрам, когда мистер Домби завтракал в одной из первых двух комнат, а также под вечер, когда он возвращался домой к обеду, раздавался звонок, призывавший Ричардс, которая являлась в застекленное помещение и там прогуливалась со своим юным питомцем. Бросая по временам взгляды на мистера Домби, сидевшего в темноте и посматривавшего на младенца из-за темной тяжелой мебели - в этом доме много лет прожил его отец и в обстановке оставалось немало старомодного и мрачного, - она стала размышлять о мистере Домби и его уединении, словно он был узником, заключенным в одиночную камеру, или странным привидением, которого нельзя ни окликнуть, ни понять.

Уже несколько недель кормилица маленького Поля Домби сама вела такую жизнь и проносила сквозь нее маленького Поля; и вот однажды, когда она вернулась наверх после меланхолической прогулки в угрюмых комнатах (она никогда не выходила из дому без миссис Чик, которая являлась по утрам в хорошую погоду, обычно в сопровождении мисс Токс, чтобы вывести на свежий воздух ее с младенцем, или, иными словами, торжественно водить их по улице, словно в похоронной процессии) и сидела у себя, - дверь медленно и тихо отворилась, и в комнату заглянула маленькая темноглазая девочка.

"Должно быть, это мисс Флоренс вернулась домой от своей тетки", подумала Ричардс, еще ни разу не видевшая девочки. - Надеюсь, вы здоровы, мисс?

- Это мой брат? - спросила девочка, указывая на младенца.

- Да, милочка, - ответила Ричардс. - Подойдите, поцелуйте его.

Но девочка, вместо того, чтобы приблизиться, серьезно посмотрела ей в лицо и сказала:

- Что вы сделали с моей мамой?

- Господи помилуй, малютка! - воскликнула Ричардс. - Какой ужасный вопрос! Что я сделала? Ничего, мисс.

- Что они сделали с моей мамой? - спросила девочка.

- В жизни не видала такого чувствительного ребенка! - сказала Ричардс, которая, естественно, представила на ее месте одного из своих детей, осведомляющегося о ней при таких же обстоятельствах. - Подойдите поближе, милая моя мисс. Не бойтесь меня.

- Я вас не боюсь, - сказала девочка, подойдя к ней. - Но я хочу знать, что они сделали с моей мамой.

- Милочка, - сказала Ричардс, - вы носите это хорошенькое черное платьице в память своей мамы.

- Я помню маму во всяком платье, - возразила девочка со слезами на глазах.

- Но люди надевают черное, чтобы вспоминать о тех, кого уже нет.

- Где же они? - спросила девочка.

- Подойдите и сядьте возле меня, - сказала Ричардс, - а я вам что-то расскажу.

Тотчас догадавшись, что рассказ должен иметь какое-то отношение к ее вопросам, маленькая Флоренс положила шляпу, которую держала в руках, и присела на скамеечку у ног кормилицы, глядя ей в лицо.

- Жила когда-то на свете леди, - начала Ричардс, - очень добрая леди, и маленькая дочка горячо любила ее.

- Очень добрая леди, и маленькая дочка горячо любила ее, - повторила девочка.

- И вот, когда бог пожелал, чтобы так случилось, она заболела и умерла. Девочка вздрогнула.

- Умерла, и никто уже не увидит ее больше на этом свете, и ее зарыли в землю, где растут деревья.

- В холодную землю? - сказала девочка, снова вздрогнув.

- Нет! В теплую землю, - возразила Полли, воспользовавшись удобным случаем, - где некрасивые маленькие семена превращаются в прекрасные цветы, в траву и колосья и мало ли во что еще. Где добрые люди превращаются в светлых ангелов и улетают на небо.

Девочка, опустившая было голову, снова подняла глаза и сидела, пристально глядя на Полли.

- Так вот, послушайте-ка, - продолжала Полли, не на шутку взволнованная этим пытливым взглядом, своим желанием утешить ребенка, неожиданным своим успехом и недоверием к собственным силам. - Так вот, когда эта леди умерла, куда бы ее ни отнесли и где бы ни положили - все равно она пошла к богу, и стала эта леди молиться ему, да, молиться, - повторила Полли, очень растроганная, ибо говорила от всей души, - о том, чтобы он научил ее маленькую дочку верить этому всем сердцем и знать, что там она счастлива и любит ее по-прежнему, и надеяться, и всю жизнь думать о том, чтобы когда-нибудь встретиться там с нею и больше никогда, никогда не расставаться.