Джек Лондон - Избранные произведения. Том I

Леонсии казалось, что она готова следовать за Генри на край света, терпеть ради него и бедность, и лишения; но с Фрэнсисом она готова была идти еще дальше, терпеть еще больше. Генри она безусловно любит — так подсказывает ей сердце. Но она любит и Фрэнсиса. Более того, девушка догадывалась о том, что и он ее любит. В их поцелуе там, в камере тюрьмы, было нечто такое, чего она забыть не могла. Но между ее любовью к Генри и чувством к Фрэнсису существовало какое-то различие, которого она постичь не могла. Порой у нее мелькала позорная мысль, что она, последняя и единственная представительница женской линии рода Солано, просто-напросто безнравственная тварь!

Внезапно острая боль от врезавшегося в руку кольца заставила ее очнуться: Торрес в порыве страсти крепко стиснул ее пальцы. Она стала прислушиваться к тому, что он говорил:

— Вы были для меня мучительным, но сладким тернием, непрестанно вонзавшимся мне в сердце! Вы словно шпорой разрывали мне грудь, наполняя ее страданием и любовью! Я полон мечтами о вас… и о том, что я совершу ради вас! У меня для вас всегда было одно имя — владычица моих грез. Вы будете моей женой, Леонсия! Мы забудем этого сумасшедшего гринго, который уже стоит одной ногой в могиле. Я буду лелеять и беречь вас. Буду любить вас всегда. Образ того, другого, никогда не встанет между нами. Я не позволю себе вспоминать о нем. Что касается вас, то я буду любить вас так, что вы поневоле забудете о нем, и воспоминания о прошлом никогда не принесут вам даже минутного страдания.

Но Леонсия по-прежнему ничего не отвечала. Ее длительное молчание внушило Торресу надежду. Она чувствовала, что ей не следует высказываться определенно, нужно хитрить с ним. Если есть возможность спасти Генри… Ведь Торрес предлагал ей свои услуги! Нельзя резко отталкивать его, когда жизнь ее жениха может зависеть от расположения испанца.

— Говорите… я весь горю! — задыхаясь произнес Торрес.

— Молчите! — прошептала она. — Как могу я отвечать на чью-либо любовь, когда еще жив тот, кого я любила?

Любила! Употребив этот глагол в прошедшем времени, она невольно вздрогнула. Торрес также был поражен: слово «любила» воскресило его надежды. Значит, Леонсия уже почти согласна. «Любила» могло означать только то, что она уже больше не любит Генри. Теперь любовь к нему — дело прошлое. Как женщина с тонкой душой, она не могла, разумеется, высказать свои чувства, пока тот, другой, был еще жив. Какая утонченность! Торрес сам считал себя человеком тонких чувств и даже гордился этим, он был уверен, что сумел разгадать мысли Леонсии. Итак… уж он позаботится о том, чтобы приговоренного к смерти не успели спасти друзья. Если он хочет назвать Леонсию своей, необходимо, чтобы Генри Морган умер как можно скорее.

— Не будем об этом говорить… пока, — сказал он с чисто рыцарской нежностью и, тихо пожав руку молодой девушки, встал и посмотрел ей в глаза.

Леонсия тоже слегка ответила на его пожатие, словно хотела выразить ему свою признательность.

— Пойдемте, — сказала она, поднимаясь с места, — пойдемте к моим родным. Они сейчас совещаются и разрабатывают план спасения Генри Моргана.

Когда Леонсия и Торрес появились на пьяцце, разговор сразу прекратился, словно беседующие не вполне доверяли испанцу.

Старый Энрико встал и покачал головой. Несмотря на почтенный возраст, он держался прямо, и фигура у него была не менее стройная и легкая, чем у его сыновей.

— У меня есть план, — начал было Торрес, но Алессандро, старший из братьев Солано, взглядом предупредил его, чтобы он замолчал.

На дорожке, проложенной ниже пьяццы, показались двое мальчишек-нищих. Одеты они были, словно огородные чучела. Судя по росту, им можно было дать лет по десять, но в глазах и выражении лиц проглядывало столько хитрости и знания жизни, что они казались гораздо старше. Одежда их была необычайно оригинальна. У каждого была только одна часть костюма, так что на двоих приходились одна рубашка и одни штаны. Но что это были за штаны! Сшитые из старой парусины, они, несомненно, когда-то принадлежали рослому мужчине. Мальчику же доходили почти до горла, пояс был застегнут вокруг шеи и кое-где связан веревками, чтобы штаны не свалились у него с плеч. Для рук были проделаны отверстия на месте карманов. Внизу штаны подрезали ножом, чтобы они не волочились по земле. На втором мальчике была мужская рубашка, полы которой подметали землю.

— Ко всем чертям! — яростно накинулся на ребят Алессандро и стал их прогонять.