Альфонс Доде: Признания академического мундира

Альфонс Доде

Признания академического мундира

Перевод А. Кулишер

Это утро сулило скульптору Гильярдену чудесный день.

Совсем недавно его избрали членом Института, и сегодня ему предстояло обновить на торжественном объединенном заседании всех пяти Академий свой академический мундир, роскошный мундир, блистающий великолепием нового сукна и шелковистым узором цвета надежды. Вожделенный мундир лежал на кресле, широко раскинутый, словно дожидаясь, когда его наденут, и Гильярден, кончая завязывать белый галстук, любовно посматривал на него. "Главное, не торопиться. Времени у меня предостаточно", - думал он про себя.

Дело в том, что, сгорая от нетерпения, он начал одеваться на два часа раньше, чем следовало, а красавица г-жа Гильярден, всегда тратившая на свой туалет чрезвычайно много времени, заявила ему, что уж в этот день она будет готова только к назначенному часу, "ни на минуту раньше, вы поняли меня, сударь?"

Несчастный Гильярден! Чем заняться, чтобы убить время до этого срока?

- Пока что примерю мундир, - сказал он себе. Бережно, будто касаясь тюля и кружев, он приподнял драгоценное одеяние и, с бесконечными предосторожностями облачившись в него, подошел к зеркалу.

Ах, какое милое изображение престало ему! Какой приятный свежеиспеченный академик: низенький, толстенький, довольный, улыбающийся, седоватый, с брюшком, с коротенькими ручками, движениям которых вышитые обшлага придавали какую-то неестественную, нарочитую важность.

Явно удовлетворенный своей наружностью, Гильярден расхаживал перед зеркалом, раскланивался, будто шествуя по залу заседаний, улыбался своим собратьям по искусству, принимая величественные позы. Но как ни гордись своей особой, невозможно два часа простоять в парадной форме перед зеркалом. В конце концов наш академик устал и, боясь измять мундир, решил снять его и бережно положить на прежнее место. Сам он уселся напротив, по другую сторону камина, и, вытянув ноги, скрестив руки на парадном жилете, не спуская глаз с зеленого мундира, предался приятным размышлениям.

Как путешественник, достигший наконец цели своих странствий, любит вспоминать опасности и трудности пройденного пути, так Гильярден мысленно перебирал, год за годом, свою жизнь с того дня, как он впервые занялся ваянием в мастерской Жуфруа. Ах, тяжко дается начало в этой проклятой профессии!.. Он вспоминал зимы в нетопленной комнате, ночи без сна, долгие хождения в поисках работы, глухую ярость, которую испытываешь, сознавая себя ничтожным, затерянным, безвестным в той огромной толпе, что теснит тебя, толкает, сбивает с ног, давит насмерть. И подумать только, что он сам, своими силами, не имея ни покровителей, ни состояния, сумел пробиться! Только благодаря своему таланту, сударь! И, запрокинув голову, полузакрыв глаза, предавшись сладостному созерцанию, почтенный г-н Гильярден вслух повторял себе:

- Только благодаря своему таланту. Только благодаря своему та...

Его прервал чей-то громкий смех, сухой и дребезжащий, - так смеются старики. Гильярден удивленно оглянулся. Он был один, совершенно один, с глазу на глаз со своим зеленым мундиром, распластанным против него по другую сторону камина. И, однако, дерзкий смех не умолкал. А когда скульптор пригляделся поближе, ему стало казаться, что мундир уже не на том месте, куда он его положил, а по-настоящему сидит в кресле; фалды были раздвинуты, рукава опирались о подлокотники, грудь приподымалась, словно в ней трепетала жизнь.

Невероятная вещь! Смеялся мундир...

Да, это он, удивительный зеленый мундир, заливался неудержимым смехом, который колыхал его, сотрясал, подбрасывал, заставлял его крючиться, взмахивать фалдами, а время от времени -- прижимать оба рукава к бокам, как бы для того, чтобы унять эту вспышку веселости, сверхъестественной и буйной. В то же время чей-то тоненький лукавый голосок между двумя взрывами хохота пищал: "Боже мой! Боже мой! Сил больше нет так смеяться! Сил больше нет так смеяться!"

- Черт возьми! Да кто же это, наконец? -- вытаращив глаза, спросил бедный академик.

Все тот же голосок еще более ехидно и лукаво пропищал:

- Да ведь это я, господин Гильярден, я, ваш расшитый пальмами мундир, который ждет вас, чтобы отправиться на заседание. Простите, что я так не вовремя прервал ваши размышления; но уж очень смешно было слушать, когда вы говорили о своем таланте. Я не в силах был сдержать себя... Скажите, неужели вы это всерьез? Неужели вы в самом деле думаете, будто вашего таланта было достаточно, чтобы так быстро сделать карьеру, подняться так высоко, получить все то, что вы имеете: почести, положение, славу, богатство... Неужели вы считаете это возможным, Гильярден! Загляните в себя, друг мой, прежде чем дать мне ответ, загляните поглубже. А теперь -- отвечайте! Видите, вы не решаетесь.