Федор Достоевский - Хозяйка

Он проснулся поутру часов в восемь. Солнце сыпало золотым снопом лучи свои сквозь зеленые, заплесневелые окна его комнаты; какое-то отрадное ощущение нежило все члены больного. Он был спокоен и тих, бесконечно счастлив. Ему казалось, что кто-то был сейчас у его изголовья. Он проснулся, заботливо ища вокруг себя это невидимое существо; ему так хотелось обнять своего друга и сказать первый раз в жизни: "Здравствуй, добрый день тебе, мой милый".

- Как же ты долго спишь! - сказал нежный женский голос. Ордынов оглянулся, и к нему склонилось с приветливою и светлою, как солнце, улыбкою лицо красавицы хозяйки его.

- Как ты долго был болен, - говорила она, - полно, вставай; что неволишь себя? Волюшка хлеба слаще, солнца краше. Вставай, голубь мой, вставай.

Ордынов схватил и крепко сжал ее руку. Ему казалось, что он все еще видит сон.

- Подожди, я тебе чаю готовила; хочешь чаю? Захоти; тебе лучше будет. Я сама хворала и знаю.

- Да, дай мне пить, - сказал Ордынов слабым голосом и стал на ноги. Он еще был очень слаб. Озноб пробежал по спине его, все члены его болели и как будто были разбиты. Но на сердце его было ясно, и лучи солнца, казалось, согревали его какою-то торжественною, светлою радостью. Он чувствовал, что новая, сильная, невидимая жизнь началась для него. Голова его слегка закружилась.

- Ведь тебя зовут Васильем? - спросила она, - я иль ослышалась, иль, сдается, тебя хозяин так вчера назвал.

- Да, Василий. А тебя как зовут? - сказал Ордынов, приближаясь к ней и едва устояв на ногах. Он покачнулся. Она схватила его за руки, поддержала и засмеялась.

- Меня Катериной, - сказала она, смотря ему в глаза своими, большими, ясными, голубыми глазами. Оба держали друг друга за руки.

- Ты мне хочешь что-то сказать? - проговорила она наконец.

- Не знаю, - отвечал Ордынов. У него помутилось зрение.

- Видишь какой. Полно, голубь мой, полно; не горюй, не тужи; садись сюда, к солнцу, за стол; сиди смирно, а за мной не ходи, - прибавила она, видя, что молодой человек сделал движение, как будто удерживая ее, - я сейчас сама к тебе буду; успеешь на меня наглядеться. - Через минуту она принесла чаю, поставила на стол и села напротив его.

- На, напейся, - сказала она. - Что, болит твоя голова?

- Нет, теперь не болит, - сказал он. - Не знаю, может быть, и болит... я не хочу... полно, полно !.. Я и не знаю, что со мною, - говорил он, задыхаясь и отыскав наконец ее руку, - будь здесь, не уходи от меня; дай, дай мне опять твою руку... У меня в глазах темнеет; я на тебя как на солнце смотрю, - сказал он, как будто отрывая от сердца слова свои, замирая от восторга, когда их говорил. Рыдания сдавливали ему горло.

- Бедный какой! Знать, не жил ты с человеком хорошим. Ты один-одинешенек; нет у тебя родичей?

- Нет никого; я один... ничего, пусть! теперь лучше... хорошо мне теперь! - говорил Ордынов, будто в бреду. Комната как будто ходила кругом него.

- Я сама много лет людей не видала. Ты так глядишь на меня... проговорила она после минутного молчания.

- Ну... что же?

- Как будто греют тебя мои очи! Знаешь, когда любишь кого... Я тебя с первых слов в сердце мое приняла. Заболеешь, опять буду ходить за тобой. Только ты не болей, нет. Встанешь, будем жить, как брат и сестра. Хочешь?. Ведь сестру трудно нажить, как бог родив не дал.

- Кто ты? откуда ты? - проговорил Ордынов слабым голосом.

- Я не здешняя... что тебе! Знаешь, люди рассказывают, как жили двенадцать братьев в темном лесу и как заблудилась в том лесу красная девица. Зашла она к ним и прибрала им все в доме, любовь свою на всем положила. Пришли братья и спознали, что сестрица у них день прогостила. Стали ее выкликать, она к ним вышла. Нарекли ее все сестрой, дали ей волюшку, и всем она была ровня. Знаешь ли сказку?

- Знаю, - прошептал Ордынов.

- Жить хорошо; любо ль тебе на свете жить?

- Да, да; век жить, долго жить, - отвечал Ордынов.

- Не знаю, - сказала задумчиво Катерина, - я бы и смерти хотела. Хорошо жизнь любить и добрых людей любить, да... Смотри, ты опять, как мука, побелел!

- Да, голова кругом ходит...

- Постой, я тебе мою постель принесу и подушку - другую; здесь и постелю. Заснешь, обо мне приснится; недуг отойдет. Наша старуха тоже больна...

Она еще говорила, как уже начала готовить постель, по временам с улыбкой смотря через плечо на Ордынова.

- Сколько у тебя книг! - сказала она, сдвигая сундук.

Она подошла к нему, схватила его правой рукой, подвела к постели, уложила и одела одеялом.

- Говорят, книги человека портят, - говорила она, задумчиво покачивая головою. - Ты любишь в книгах читать?