Халиль Джебран - Из книги 'Безумец, Его притчи и стихи'

"Я похож на тебя, Ночь, неистовая и ужасная; ибо слух мой полнится стенаниями покоренных народов и горестными вздохами по запустелым землям".

"Нет, Безумец, ты не похож на меня, ибо все еще мнишь товарищем свое меньшее "я", а со своим чудовищным "я" не можешь подружиться". "Я похож на тебя, Ночь, жестокая и страшная; вот и отсветы горящих на море кораблей мерцают на моей груди и губы мои омочены в крови убитых воинов".

"Нет, Безумец, ты не похож на меня; ибо все еще тоскуешь по родственному духу и не стал еще законом над самим собою".

"Я похож на тебя, Ночь, веселая и ликующая; ибо живущий под моей сенью ныне пьян молодым вином и идущая мне вслед грешит с радостью".

"Нет, Безумец, ты не похож на меня, ибо душа твоя повита семижды сложенной пеленой, и ты не держишь сердце свое в своей руке".

"Я похож на тебя, Ночь, терпеливая и страстная; ибо в моей груди тысяча мертвых любовников покоятся в саванах из увядших поцелуев".

"Вот как, неужели ты похож на меня, Безумец? Похож на меня? И можешь оседлать бурю, словно коня, и крепко сжимать молнию, словно меч?" "Похож на тебя, Ночь, на тебя, всесильная и величественная, и мой престол покоится на груде павших богов; и передо мной тоже проходят дни и целуют край моих одежд, но глаз на меня никогда не подымают".

"Неужели ты похож на меня, дитя моего темнейшего сердца? И мыслишь моими неукротимыми мыслями и говоришь на моем безмерном языке?" "Да, мы близнецы, о Ночь, брат и сестра; ибо ты приоткрываешь пространство, а я открываю свою душу".

ЛИЦА

Я видел лицо -- тысяча выражений играли на нем, и другое лицо, которое словно литое хранило одно-един-ственное, застывшее на нем выражение. Я видел лицо, сквозь маску которого проступало таимое под нею уродство, и другое -лишь сняв с него маску, можно было разглядеть, сколь оно прекрасно.

Я видел старое лицо, сквозь морщины которого проглядывало ничто, и другое, нежное, в чертах которого напе-чатлелось все. Я читаю по лицам и прозреваю подлинность, сокрытую в их глубине, потому что смотрю сквозь пелену, сотканную собственными глазами.

ВЕЛИЧАЙШЕЕ МОРЕ

Мы с моей душой отправились искупаться в великом море. Выйдя на берег, мы решили приискать скрытый от чужих взоров уединенный уголок.

Дорогой мы встретили человека, сидевшего на сером утесе, который доставал соль из мешка и по щепотке бросал ее в море.

-- Это пессимист,-- сказала мне душа.-- Мы не станем здесь купаться. Поищем другое место.

Мы двинулись дальше и дошли до небольшой бухты, где увидели человека, стоявшего на белом утесе. В руках у него был ларец, украшенный драгоценными каменьями, из которого он доставал кусочки сахару и бросал в море.

-- Это оптимист,-- заметила душа.-- Он тоже не должен видеть нас голыми.

Мы пошли дальше и на отмели увидели человека, который подбирал дохлых рыб и бережно опускал их в воду.

-- Не будем купаться на глазах у него,-- сказала мне душа.-- Он филантроп.

И мы прошли мимо.

ЧУТЬ дальше мы увидели человека, который обводил контур своей тени на песке. Высокая волна смывала рисунок. Но он без устали продолжал свое занятие.

-- Он мистик,-- вымолвила душа.-- Оставим его. И мы шли дальше по взморью, пока не увидели человека, который, укрывшись в прибрежной пещере, собирал пену и наполнял ею алавастровую чашу.

-- Это идеалист,-- шепнула мне душа.-- Уж он-то никак не должен видеть нашей наготы!

И мы отправились дальше. Вдруг мы услышали чей-то крик: "Вот море. Вот глубокое море. Вот неоглядное могучее море!"

Когда же мы вышли к тому месту, откуда доносился голос, нашим глазам предстал человек, стоявший к морю спиною, который, приложив к уху раковину, вслушивался в ее глухой гул.

-- Пойдем дальше,-- предложила мне душа.-- Он реалист -- тот, что поворачивается спиною к целому, которого ему не объять, и пробавляется какой-нибудь частицей.

И опять нам пришлось пуститься в путь. На покрытом водорослями берегу среди скал мы приметили человека, который лежал, зарывшись в песок с головой. И тут я сказал моей душе:

-- Вот где мы можем искупаться -- уж он-то нас не увидит.

-- Нет! ни за что! -- воскликнула душа.-- Ведь он из них самый зловредный. Это же святоша.

И великая грусть легла на лицо моей души и проникла в ее голос.

-- Уйдем отсюда,-- промолвила она.-- Здесь нам все равно не найти уединенного, укромного места для купания. Я не хочу, чтобы этот ветер развевал мои золотистые волосы, чтобы струп этого воздуха коснулись моей белой груди, и не позволю солнечному свету обнажить мою святую наготу.