Джером Джером - Как мы писали рассказ

Так мы и сделали, и теперь нам оставалось только рассмотреть полученные результаты. Мак-Шонесси начал с того, что вскрыл письмо своей тетки. Старая леди писала:

«Мне кажется, мой дорогой мальчик, что на вашем месте я выбрала бы военного. Твой бедный дедушка, который убежал в Америку с этой ужасной миссис Безерли, женой банкира, был военным, и твой кузен Роберт, тот самый, который проиграл в Монте-Карло восемь тысяч фунтов, был тоже военным. Меня с самой ранней юности всегда привлекали военные, хотя твой дорогой дядя их совершенно не переносил.

Кроме того, о воинах много говорится в Ветхом завете (например, в книге пророка Иеремии, глава ХLVII, стих 14).

Конечно, нехорошо, что они все время дерутся и убивают друг друга, но ведь в наши дни они, кажется, этого больше не делают».

– Таково мнение старой леди, – сказал Мак-Шонесси, складывая письмо и пряча его в карман. – Посмотрим, что скажет современная образованная особа.

Браун достал из своего портсигара письмо, написанное уверенным, округлым почерком, и прочел следующее:

«Какое удивительное совпадение! Как раз вчера вечером, у Милисент Хайтопер, мы обсуждали тот же самый вопрос и вынесли единогласное решение в пользу военных.

Видишь ли, мой милый Селкирк, человеческую природу всегда влечет к себе противоположное.

Поэт пленил бы юную модисточку, но для мыслящей женщины он был бы невыразимо скучен. Образованной девушке мужчина нужен не для того, чтобы рассуждать с ним на высокие темы, а для того, чтобы любоваться им. Я уверена, что дурочка нашла бы военного скучным и неинтересным, но для мыслящей женщины военный-это идеал мужчины, существо сильное, красивое, одетое в блестящую форму и не слишком умное».

Браун порвал письмо и бросил клочки его в корзину для бумаг.

– Итак, вот уже два голоса в пользу армии, – заявил Мак-Шонесси, послушаем теперь здравомыслящую девушку.

– Сначала нужно еще найти эту здравомыслящую девушку, – буркнул Джефсон довольно унылым, как мне показалось, тоном, – а это не так-то легко.

– Как? – удивился Мак-Шонесси. – А мисс Медбэри? Обычно при упоминании этого имени на лице Джефсона появлялась счастливая улыбка, но сейчас оно приняло скорее сердитое выражение.

– Вы так полагаете? – произнес он. – Ну, в таком случае здравомыслящая девушка тоже любит военных.

– Ах ты, черт побери! – вырвалось у Мак-Шонесси. – Вот так штука! А как она это объясняет?

– Она говорит, что в военных есть что-то особенное и что они божественно танцуют, – сухо заметил Джефсон.

– Вы удивляете меня, – пробормотал Мак-Шонесси, – я просто поражен.

А что говорит молодая замужняя леди? – обратился он ко мне. – То же самое?

– Да, – отвечал я, – совершенно то же самое.

– А объяснила она вам почему? – продолжал допытываться Мак-Шонесси.

– По ее мнению, военные просто не могут не нравиться, – сообщил я.

После этого мы некоторое время сидели молча, вздыхали и курили. «И зачем только мы затеяли этот опрос?» – казалось, думал каждый.

То, что четыре совершенно различные по своему характеру образованные женщины так не по-женски быстро и единодушно выбрали своим идеалом военных, было, конечно, не особенно лестно для четырех штатских. Если бы дело шло о няньках или горничных, ну тогда это еще можно было бы понять.

Венера с белым чепчиком на голове все еще продолжает преклоняться перед Марсом, и это одно из последних проявлений религиозного чувства в наше безбожное время.

Год тому назад я жил рядом с казармами и никогда не забуду, что делалось перед их широкими чугунными воротами по воскресеньям после полудня.

Около двенадцати часов здесь уже начинали собираться девушки. К двум часам, когда воины с напомаженными головами и тросточкой в руке готовы были к прогулке, их ожидал длинный ряд из четырех или пяти сот женщин. Прежде они толпились в хаотическом беспорядке, и когда солдаты выходили по двое из ворот, женщины бросались на них, как львы на христианских мучеников.

Это приводило, однако, к таким грубым сценам, что полиция вынуждена была вмешаться, и девушки стали выстраиваться «в очередь», попарно, а специально наряженный для этой цели отряд констеблей следил за тем, чтобы они стояли на местах и ждали своей очереди.

В три часа часовой выходил и закрывал калитку.

«Все уже вышли, мои милочки, – кричал он оставшимся девушкам, нечего вам больше здесь делать! Сегодня у нас больше нет для вас парней».

«Как, ни одного больше? – начинала умолять какая-нибудь бедная малютка, и ее большие круглые глаза наливались слезами. – Ни одного, хотя бы самого маленького? А я так долго ждала!»